Лебединая охота

Он перевел взгляд на Хо-Чана. Китаец жадно поймал этот взгляд и быстро и горестно закивал головой. В войске Бату было много воинов, но мало мастеров. Хорезмийцы и самаркандцы умели строить катапульты и стенобитные машины и лучше других применяли их в деле. Даже Чингисхан во время похода в Среднюю Азию, щадил этих умельцев. «Монгола можно привязать к коню, но его нельзя привязать к бревну», – шутили сами монголы.

Хан Бату молчал.

Воин, которого привел Кадан, наконец смог заговорить:

– Великий Хан, меня зовут Очой-Ману и я командую третьей сотней… – воин перевел дух и зачем-то кивнул в сторону города. Какое-то кривил губы, пытаясь справиться с болью в боку. – Нам не удалось дотащить стенобойную машину вплотную к воротам. Мы вмяли ворота внутрь, но не смогли ни разбить, ни открыть их. Сейчас там командует хан Азамат… Ночью светит луна и можно увидеть хоть что-то, но сейчас… в этой белой мгле… – воин снова замолчал и стал клониться на бок. Его речь стала значительно тише: – Ярость Азамата не знает предела и недовольный всеми, он просто начал резать хорезмийцев…

Воин замолчал, опустил голову, ткнувшись ей в свои колени.

– Проклятый снег! – громко и торжественно сказал Кадан.

Хо-Чан снова закивал головой.

Маленький Сартак не без удивления рассматривал расстроенные лица хана Кадана и китайца. Снег – мягкий, белый и безобидный – не казался ему чем-то ужасным. С ним можно было играть. Например, в снежки или, прячась за белым покрывалом, устраивать засады на «врагов» в нескончаемых мальчишеских сражениях. Когда Хо-Чан перестал кивать головой и замер, он вдруг стал похож на пугало засыпанное снегом. Сартак едва не рассмеялся, а в его глазах снова появились веселые искорки.

Появился толстый Бури, похожий на огромного белого медведя.

– Великий Хан, ты мудр, но позволь мне дать тебе совет, – фигура «медведя» стала значительно ниже, монгольский военачальник опустился на колени. – Само Небо дает нам знать, что сегодня ему не нужна кровь наших врагов. Останови сражение, а завтра ты без труда войдешь в «злой город» и насытишь кровью свою праведную месть.

– Хорезмийцы уже бегут от стен? – сквозь зубы спросил Бату.

– Да, Великий Хан.

Умный Бури упомянув Небо, снимал вину за срыв штурма города с Великого Хана. Идет ли снег или с неба падают камни – это решает не Хан.

– Хо-Чан!.. – сквозь зубы позвал китайца Бату.

Тот приблизился и опустился на колени.

– Труби отход. Азамат слишком сильно хочет крови, поэтому труби так, чтобы зов наших труб услышали их покойные предки вплоть до седьмого колена. Ты… – Бату перевел тяжелый взгляд на Бури. – Пойдешь к городу с тысячей воинов, прекратишь там свару и неразбериху и вернешь воинов в лагерь.

Бату немного помолчал:

– Кадан!.. Завтра ты первым войдешь в город.

Хан Кадан поклонился.

«Он милостиво доверил мне то, с чем не мог справиться два месяца сам, – подумал Кадан. – Ему мало сумасшедшего Азамата, который вырезал два десятка городов. Самый злой город он дарит мне».

Завыли трубы… Сначала одна хрипло и надрывно, потом вторя, ниже и горше, словно оплакивая погибших. Звук был настолько громким, что, заржали перепуганные лошади.

Бури ушел в снежную мглу с отрядом нукеров. Отряд прошел совсем близко от Великого Хана, и он слышал звуки их шагов и звон оружия. Кто-то крикнул громкую фразу на незнакомом языке и несколько голосов рассмеялись в ответ.

Их одернули по-монгольски:

– Заткнитесь, дураки!

Шаги воинов стали быстрее, стих даже звон оружия.

Бату немного расслабился и откинул голову на спинку трона. Кризисная точка была пройдена, решения – приняты, Великий Хан не показал слабости, или, что хуже, своих сомнений.

Снег редел, белая стена отодвигалась все дальше, и из нее вынырнул покрытый снегом тополек. Тяжесть упавшего снега сильно наклонила тоненькое дерево набок.

Бату хмуро рассматривал деревце и о чем-то думал.

Довольно быстро вернулся хан Бури со своим отрядом и немногими хорезмийцами.

– Азамат остался там, – хан показал плеткой за свою спину. – Он сказал, что вернется к Великому Хану либо с головой князя «злого города», либо ему принесут голову Азамата.

Бату продолжил безучастно рассматривать заснеженный тополек.

«Когда снег начнет таять, он нальется водой, станет тяжелым, как воск, и тогда это дерево сломается», – подумал он.

И только оторвав взгляд от дерева, Бату осмыслил речь Бури об Азамате.

«Не принесет он ничего…», – мелькнула безразличная мысль в голове Бату.

6