Лебединая песнь

ДНЕВНИК ЕЛОЧКИ

9 ноября. Ася все так же подавлена и молчалива; занимает ее только предстоящее свидание с Лелей. Вчера, когда вывозили конфискованную мебель, она оставалась почти безучастна, и только когда начали передвигать рояль, схватилась за голову, и глаза ее вдруг наполнились слезами. Я обняла ее и заставила отойти; при этом я сказала:

– Успокойся: у меня есть пианино – оно теперь твое.

Она на это возразила:

– Пианино – ящик, а у рояля – душа! Она бывает иногда очень оригинальна.

10 ноября. Бывшая прислуга Нины Александровны – Аннушка очень добрая женщина: всю эту неделю она по собственной инициативе приходит в мое отсутствие подежурить около Аси, чтобы не оставлять ее перед родами одну. После конфискации вещей полы оказались страшно затоптаны, она их натерла, а после перестирала все приданое для будущего младенца. Делает все очень быстро и ловко, только уж словоохотливая слишком – посудачить любит: об Олеге отзывается очень сердечно, но уж лучше молчала бы – я вижу, что Асе тяжело, когда это имя треплется в ненужной болтовне.

12 ноября. У Аси дочка! Уф, свершилось! И притом дней на десять – двенадцать раньше, чем мы предполагали. Слава Богу, что это уже позади, а то очень уж были напряжены нервы, я все время опасалась той или иной катастрофы. Сейчас звонила в справочное и узнала, что здоровье обеих особых опасений не внушает; Ася, однако, ослабела настолько, что ей сочли необходимым сделать переливание крови; девочка – доношенная и во всех отношения нормальная, только очень маленькая – всего шесть фунтов. Не удивительно! Не могу не уважать тех чувств, которые руководили Асей, когда она отказывалась от аборта, и вместе с тем досадую: ребенок этот невероятно усложняет трудность положения, а радости никому не приносит. Роды начались, когда я была на работе; ловлю себя на том, что мне было немного любопытно понаблюдать, как это происходит, хотя бы в начале.

Я проектировала сама отвести Асю в Оттовскую, но эта обязанность досталась Аннушке. Славчика она взяла к себе на эти дни. Щенки Лады, к счастью, уже все пристроены.

13 ноября. Этот фельдшер Коноплянников… Неужели между ним и Лелей завязался роман? Леля, такая изящная, даже изысканная, с надменными манерами и тонкими причудами, могла заинтересоваться этим тупоумным партийцем-простачком, она с ее происхождением? Впрочем, такие мезальянсы теперь в моде, и некоторые усматривают в этом особый шик; в советской военной верхушке каждый норовит подцепить бывшую смоляночку… И все-таки я не могу соединить в своих мыслях Нелидову и Коноплянникова. Если в данном случае любовь только с его стороны, тогда он бестактен в высшей степени, требуя, чтобы на свидание пропустили именно его! Ася колебалась, не зная, как поступить, – очевидно, она недостаточно в курсе дела. Судьба за Вячеслава – Ася попала в больницу раньше, чем предполагала, а он не является ни вчера, ни сегодня. Если в течение еще нескольких часов его не будет – на свидание завтра утром придется идти мне.

14 ноября. Дурак-фельдшер так и не явился – хлопотал, добивался и в последнюю минуту спасовал. К Леле иду я.

14 ноября, вечер. Не могу писать – ее лицо за решеткой… это лицо перед глазами! Острый овал, темные круги вокруг глаз, скорбные тени в ореоле золотых волос – с нее можно было бы писать Марию Антуанетту! Детство в кружевах и хлыст в 23 года! Следователь Ефимов!… Неужели он не будет обличен, опозорен, наказан? Если бы хоть один человек, вырвавшись из его лап, мог рассказать о нем во всеуслышание!… Следователь Ефимов – партиец, который бьет женщин и девушек и получает ордена!… Когда-нибудь в анналах страшного здания еще отыщут его имя, узнает когда-нибудь весь огромный мир, как насаждала коммунизм советская власть!

15 ноября. Не успеваю писать: работать приходится больше положенной нормы, а со службы мчусь прямо в больницу отнести что-нибудь питательное для Аси, которая, наконец, просит есть. Оттуда – к Аннушке, проведать Славчика; ему тоже тащу лакомство или игрушку. Он всегда бежит мне прямо в объятия и спрашивает: «Пьинесла?» А вся рожица при этом сияет. Занятость моя отчасти спасительна – тоска заела бы мне сердце, а теперь нет возможности сосредоточиться на моем горе.