Лебединая песнь

- Что? - вскинулась Незеркофф. - Липпи? Эта мерзкая жаба? Ква-ква-ква? Я не стану петь с ним! Я либо укушу его, либо исцарапаю ему всю морду ногтями.

- Ну, ну, - успокаивающе проговорил Коуэн.

- Говорю вам, он не поет - он тявкает, как самая низкопробная шавка!

- Ну, посмотрим, посмотрим, - ответил Коуэн, которому хватало ума никогда не спорить с темпераментными певицами.

- А Каварадосси? - осведомилась Незеркофф.

- Генсдейл, американский тенор.

Певица кивнула.

- Милый мальчик. И голос хороший.

- И, кажется, один раз это будет Барриэ.

- Этот умеет петь, - великодушно сказала прима. - Но позволить этой жабе проквакать Скарпиа! Бр! Только не при мне.

- Я все улажу, - успокоил ее Коуэн.

Он откашлялся и взялся за следующий документ.

- Я также веду переговоры об отдельном концерте в "Альберт-Холл".

Незеркофф скорчила недовольную гримаску.

- Знаю, знаю, - поспешно проговорил Коуэн, - но так принято.

- Что ж, так и быть, - согласилась прима, - спою! Зал будет набит до отказа. По крайней мере, там прилично платят. Ессо <Вот/>! (ит.)>!

Коуэн снова зашелестел бумагами.

- И вот еще одно предложение, - сообщил он. - От леди Растонбэри. Она просит вас приехать и выступить у нее.

- Растонбэри?

Брови певицы сдвинулись, словно она пыталась что-то вспомнить.

- Я где-то слышала это имя, и совсем недавно. Ведь есть такой город.., или какая-то деревня?

- Да, очень славное местечко в Хартфордшире. А усадьба лорда Растонбэри - просто раритет, настоящий феодальный замок. Привидения, фамильные портреты, тайные ходы и все такое прочее. И потом, шикарный личный театр. Просто купаются в деньгах, регулярно устраивают частные концерты. Предлагают вам дать всю оперу целиком, лучше всего "Баттерфляй".

- "Баттерфляй"?

Коуэн кивнул.

- Зато они и платят... Придется, конечно, немного передвинуть "Ковент-Гарден", но в смысле денег оно того стоит. Ожидают в гости королевскую семью. Шикарная для нас реклама.

Незеркофф гордо вскинула голову.

- Разве я нуждаюсь в рекламе?

- Реклама всегда полезна, - ничуть не смутившись, возразил Коуэн.

- Растонбэри, - пробормотала певица. - Где же я слы...

Она порывисто вскочила и, подбежав к журнальному столику, стала нетерпеливо листать лежащий там иллюстрированный журнал. Ее рука застыла вдруг над одной из страниц, потом от неловкого движения журнал соскользнул на пол, а певица медленно вернулась к своему креслу.

Настроение ее внезапно переменилось - что, впрочем, случалось довольно часто. От капризной взбаломошности не осталось и следа. Теперь ее лицо было абсолютно спокойным и почти суровым.

- Договоритесь с ними. Я буду петь в этом вашем замке, но при одном условии... Это должна быть "Тоска".

- Сложновато для домашнего театра, - неуверенно протянул Коуэн. - Там такие декорации, и много реквизита...

- "Тоска" или вообще ничего.

Коуэн пристально посмотрел на нее. Похоже, ее вид убедил его. Он коротко кивнул и поднялся.

- Я попробую все уладить, - покорно сказал он.

Актриса тоже поднялась. Не в ее привычках было объяснять причины своих поступков, но сейчас она почти извиняющимся голосом сказала:

- Это лучшая моя роль, Коуэн. Я могу спеть ее так, как не пела до меня ни одна женщина.

- Да, это хорошая партия, - согласился Коуэн. - Джерица в прошлом году имела бешеный успех.

- Джерица? - вскричала она, сразу покраснев, и пустилась в пространное изложение того, что она думает об упомянутой Джерице.

Коуэн, которому давно уже было не внове выслушивать мнение одних певцов о других, не очень-то прислушивался к этой тираде, а когда Незеркофф наконец умолкла, упрямо заметил:

- Как бы то ни было, "Vissi D'Arte" ["Я жила ради искусства" (ит.) знаменитая ария Тоски из акта оперы.] она поет, лежа на животе.

- Да ради бога, пусть хоть на голове стоит! Я спою это, лежа на спине и болтая ногами в воздухе.

Коуэн покачал головой.

- Не думаю, что это понравится публике, - совершенно серьезно заметил он. - И все же такие вещи впечатляют.

- Никто не может спеть "Vissi D'Arte" как я! - уверенно заявила Незеркофф. - Я пою так, как это принято в монастырях, как учили меня добродетельные монашки много-много лет назад. Голос должен звучать как у мальчика-певчего или ангела: без чувства, без страсти.

- Знаю, - ласково согласился Коуэн. - Я слышал вас.

Это изумительно.

- Это и есть искусство, - проговорила примадонна. - Заплатить сполна, страдать и выстрадать, изведать все, но при этом найти в себе силы вернуться, вернуться к самому началу и обрести утерянную красоту невинной души.

Коуэн удивленно взглянул на нее. Она смотрела куда-то мимо него странным, ничего не видящим взглядом, от которого Коуэну внезапно стало не по себе. Ее губы приоткрылись и почти беззвучно выдохнули какие-то слова.

Он едва их расслышал.

- Наконец-то! - прошептала она. - Наконец-то.

Спустя столько лет.

***