Лебединая песнь

– Поверил всему, насчет раны только усомнился. Сдается мне, говорит, что путаешь ты что-то! Задыхался он, помнится, – ранение было легочное. Нашлась я и тут: нет, говорю, задыхался Малинин – подполковник, который рядом лежал. Запутался он, заходил по комнате… Потом говорит: «Слушай, ты видишься с сестрой Муромцевой – устрой мне возможность с ней поговорить, позови ее и сообщи мне. Я бы порасспросил ее незаметно. Я твоей памяти не очень доверяю. Мне, говорит, в научном докладе нужно сослаться на легочное ранение с оперативным вмешательством – не достает фамилии. Устрой это мне, только ей ни слова – навяжешь ей свое, коли натрещишь, а мне важно первое ее слово – свежий след в памяти, поняла?» – «Поняла», – говорю, а сама, как только он ушел, сейчас к вам. Знал бы он, какая передатчица, может, поколотил бы меня!

– Он не должен знать и не узнает, – твердо сказала Елочка. – Ну, спасибо вам, дорогая, – и она крепко стиснула руку Анастасии Алексеевне. – Я приду завтра же. Постараюсь быть поприветливей, говорить буду то же, что и вы. Перепутать его с Малининым вы удачно придумали, только, пожалуйста, уж стойте на своем, не подведите! Он может начать проверять нас на клинических деталях, на уходе. Все, что вспомните про Малинина, относите к Дашкову, и наоборот. Не спутайтесь, пожалуйста, не спутайтесь! – она нервно ходила по комнате,

– Спутать не спутаюсь, а только хотела я спросить вас… Стало быть, жив Дашков, коли розыск идет?

Елочка молчала, обдумывая ответ.

– По всему видать, что жив, – продолжала Анастасия Алексеевна, – и понимаю уже я, что дорог он вам. Жених ваш или, может?…

Красные глаза с любопытством поворачивались за девушкой.

Елочка, все так же молча, завернула остатки колбасы и масла и прибавила к этому неначатый пакетик чаю.

– Вот, возьмите это с собой, а теперь я с вами прощусь. Мне пора на дежурство собираться. Итак, до завтра!

– До завтра! Да вы не беспокойтесь, Елизавета Георгиевна! Сделаю, что смогу! Видите, как привязалось ко мне это имя. Теперь, если что случится с этим человеком – если поймают да к стенке, – ведь он от стенки прямо ко мне, уж ведь я знаю. Счастливая вы, Елизавета Георгиевна, счастливая, что спите спокойно, что ничего-то у вас на совести нет. А я вон с таким Иудой связалась и духу не хватает разделаться.

Она вышла. Елочка стояла не шевелясь; опертая о стол рука дрожала, брови образовали тревожную морщинку.

«Началась травля! Заулюлюкали! Разве он опасен сейчас? Не сомневаюсь, что если б началось, он был бы в первых рядах… Но все мертво и глухо… все в оцепенении, а человека все-таки надо травить! Предупредить его? Опять ведь трепка нервов, он такой усталый, такой издерганный… Сейчас, когда он наконец счастлив – особенно жаль его расстраивать. Подожду. Посмотрю, как повернется разговор и что известно Злобину. Придется, очевидно, пожать этому мерзавцу руку… Куда ни шло! Говорят, цель оправдывает средства. А союзница у меня все-таки ненадежная. Господи, помоги мне!»

Глава двадцать четвертая

Олег стоял у телефона, обсуждая с Асей планы на ближайшие дни; а Надежда Спиридоновна, нетерпеливо вздыхая, демонстративно ходила около. Обычная корректность изменила Олегу: он ничего не замечал, и счастливая улыбка не сходила с его губ.

– Итак – в воскресенье в 11 утра я заеду за вами. Чудесно! А как ваш щеночек? Огорчаетесь, что он без воздуха? Какая вы заботливая мама! Если вы желаете, мы можем опять съездить загород и взять с собой вашего младенца. Бабушка не пустит? Я сам попрошу Наталью Павловну. А когда я услышу Шопена? Еще не разучили? А фуга? Скажите, неужели же до воскресенья мы не увидимся?

Как только он повесил, наконец, трубку, Надежда Спиридоновна тотчас протянула к ней руку, похожую на лапу аиста. Но как раз в эту же минуту раздался телефонный звонок, и девичий голос спросил: «Можно Олега Андреевича?» Старая дева с легким шипением окликнула уже удалявшегося Дон-Жуана и пробормотала что-то о том, что для таких длительных разговоров с девицами телефон следовало бы иметь свой собственный, а не общего пользования, но Олег, по-видимому, пропустил это мимо ушей.

– Я слушаю, Елизавета Георгиевна! Рад слышать ваш голос! Дело? Приду с удовольствием. Когда прикажете? В воскресенье я целый день занят. В понедельник? Прекрасно, я буду.

Надежда Спиридоновна только плечами пожимала: «Боже мой, второе рандеву! Современные девушки совершенно бесстыдны! Если мужчина мало-мальски недурен собой, они уже готовы ему на шею броситься!»

В это время он повесил трубку и, очень галантно попросив у нее извинения, отыскал ей по справочной книжке требуемый номер и принес к телефону для нее стул. Этими мерами он в два счета восстановил пошатнувшуюся благосклонность.