Лебединая песня

– Вы – профессиональный спортсмен? – спросила она после долгой паузы.

– Нет.

– Снимаетесь в кино?

– Нет.

– Манекенщик?

– Нет.

Каждое следующее «нет» звучало несколько суше, чем предыдущие, но эксперт не обратила на это внимания. Скользнув взглядом по гематомам на боку (лиловые розы, расцветшие на гладкой, смугло-золотистой коже), она вновь принялась изучать строение грудных пластин и рельефных мышц, вылепленных знающим свое дело скульптором.

Нет, не вылепленных – отлитых в бронзе.

Искушение прикоснуться и проверить, так ли это, было слишком велико.

А вдруг все это – обман зрения, и вместо совершенных форм – вялый, набитый жиром, поросший волосами мешок, вроде тех, на которые эксперт уже достаточно насмотрелась за свою богатую встречами жизнь.

И эксперт прикоснулась.

Иностранец удивленно взглянул на нее, потом в его темно-серых глазах отразилось усталое понимание, и он мягко отвел ее руку.

Эксперт сглотнула. В кончиках ее пальцев поселилось (и надолго осталось) ощущение горячей, словно согретой солнцем, упругой и гладкой кожи, обтягивающей литые мускулы. Все правда, без обмана.

Это несправедливо, подумала эксперт, глядя, как он одевается.

– А других повреждений у вас нет? – стараясь, чтобы голос звучал сухо и деловито, спросила она.

– Нет, – сказал иностранец.

– Вы уверены?

Сзади послышалось сдержанное покашливание. Эксперт стремительно обернулась и увидела, что в дверях стоит Пронин, с протоколом в руках, и, судя по его лицу, от души наслаждается происходящей сценой. Мало того, он еще позволяет себе отпустить замечание в ее адрес:

– Зиночка, вы на службе...

Иностранец подписывает протокол, кивает эксперту и поворачивается, чтобы уйти.

– Еще минуту, – говорит майор. Он одергивает на себе форменный китель, поправляет фуражку и становится как будто выше ростом.

– От имени и по поручению... – говорит он, обращаясь к иностранцу, – благодарю вас за оказанное содействие...

Закончив с официальной частью, он снимает фуражку, кладет ее на стол и театральным жестом вытирает со лба несуществующий пот.

– Слушайте, Ферзь... виноват, господин Роджерс, – интимным тоном продолжает он, – поехали с нами, а? Ведь самого Филина взяли! Надо же отметить такое дело! Вот и Зинаида Яковлевна с нами поедет, правда?

Эксперт, временно позабыв про все разногласия с майором, энергично кивает. Но тут же чувствует (словно за то короткое мгновение, когда ее пальцы касались его груди, между ними все же возникла некая связь), что он откажется. Очень вежливо и тактично, но – откажется.

Так оно и случилось.

– Жаль, – сказал майор на этот раз совершенно искренне. – По крайней мере, знайте, что вы всегда и во всем можете на меня рассчитывать. Не могу ли я чем-нибудь помочь вам прямо сейчас? Может, вас куда-нибудь отвезти?

– Благодарю, – отозвался иностранец, – я доберусь сам, на своей машине. Вот разве что...

– Да? – живо откликнулся майор.

Иностранец поманил его за собой в оранжерею.

– Я хотел бы приобрести у господина Мышкина эти цветы, – сказал он, указывая на спрятанную в углу, за померанцевыми деревьями, скромную делянку с подснежниками.

Майор не поверил своим ушам.

– Приобрести?! У Филина?!

– Ну нет так нет, – пожал плечами иностранец и направился к выходу.

– Постойте, – майор ухватил его за рукав, – вы меня не так поняли! Да берите хоть всю оранжерею вместе с горшками! Это все, – он сделал рукой широкий жест, – будет конфисковано в пользу государства! И я как представитель государства официально заявляю вам – берите что хотите! Можете, если угодно, считать это компенсацией за причиненные неудобства!

Когда иностранец ушел, майор сочувственно подмигнул эксперту и сказал:

– Вот чудак, тут полно орхидей, а он взял простые подснежники. Не расстраивайтесь, Зиночка. Лучше соберите и себе какой-нибудь букетик. Хотите, я вам помогу?

– Не хочу, – вздохнула эксперт. Но потом передумала и под руку с майором пошла собирать орхидеи.

* * *

Аделаиду разбудил солнечный луч, такой мощный и яркий, словно солнце успело уже набрать полуденную силу. Аделаида прикрыла глаза ладонью и улыбнулась, глядя, как пальцы по краям окрашиваются розовым.

Это была ее любимая детская игра – глядеть на солнце сквозь сдвинутые, просвечивающие пальцы. В те незабвенные времена, когда солнце было ярким, небо – ослепительно-синим, а жизнь улыбалась ей каждое утро, обещая в недалеком будущем встречу с принцем, новое шелковое платье (голубое с бисерной отделкой, не хуже, чем у этой задавалы Зюкиной из 5-го «В») и целую гору сливочного мороженого (которое категорически запрещалось маленькой Аделаиде по причине частых ангин).

Пожалуй, Аделаида поделилась бы мороженым с принцем, если, конечно, у того не было бы больных гланд; и, возможно, он согласился бы немного покатать ее на своем белом коне – в промежутке между геройскими подвигами в ее честь.

Маленькая Аделаида имела довольно смутное представление о том, зачем и для чего еще могут быть нужны принцы.

Тридцать пять лет спустя Аделаида, повзрослевшая (но не постаревшая, нет, не постаревшая ни на миг!), легко могла бы ответить на этот вопрос.