Аделаида, опустившись на пол и обхватив голову руками, в тупом ужасе смотрела, как дрожит и прыгает в скобе металлическая полоска задвижки.
И тут Аделаида почувствовала, что внутри ее, вытесняя и страх, и стыд от услышанного, и противное до тошноты чувство собственного бессилия, зародился и начал стремительно расти гнев.
Она поднялась на ноги.
Подошла к окну.
Аделаида, усмехнувшись, покачала головой.
Она повернулась и подошла к двери.
Гнев. Сила. Молодость. Свежесть чувств и ясность мысли.
Любовь, ждущая внизу на мотоцикле.
И идите вы все... с этой вашей реальностью!
Аделаида откинула дергающуюся задвижку.
Но рассмотреть ждущих за дверью она не успела, потому что проснулась – с чувством одержанной победы, но в то же время и невыразимого облегчения оттого, что это был только сон и ей не пришлось вступать в бой на самом деле.
Белая, в мягких голубоватых тенях от задернутых занавесок, комната была реальна. Реальна была тишина, особая, глубокая тишина леса, где в темных провалах под соснами все еще держится зима; и в этой тишине реально было тихое, ровное, почти беззвучное дыхание человека, спящего рядом с нею.
Аделаида осторожно, чтобы не разбудить, коснулась губами его плеча.
Как ни легко было это прикосновение, он, по-видимому, почувствовал его, потому что пробормотал что-то во сне и повернулся на бок. У Аделаиды расширились глаза: она увидела большое, расплывшееся по смуглой коже темно-лиловое пятно. Тут же и припомнилось ей, как исказилось от боли его лицо в самом начале поединка, и она ужаснулась – у него, должно быть, трещина. Или даже перелом. Судя по цвету пятна и окаймлявшей его темной, почти черной, полосе, получил он его вчера, а может, и раньше... а физрук сегодня добавил. А она – она ничего не заметила, ни утром, ни час назад!
Сердито смахнув слезу, Аделаида выскользнула из-под одеяла и устремилась к своей сумке, стоявшей в углу. Длинный, белый, с темным подшерстком мех грел и ласкал босые ступни. Если
А может, еще и увижу, сказала себе Аделаида, улыбаясь; но тут же рассердилась на себя (не время предаваться мечтам, когда ему нужна помощь!) и полностью сосредоточилась на поисках.
Ага, вот она – маленькая стеклянная баночка с мазью от ушибов. Очень хорошей мазью. Какое счастье, что она захватила ее, имея в виду свой, все еще ноющий после вчерашнего падения локоть! А ведь вполне могла забыть, собиралась-то в спешке…
Зачерпнув кончиками пальцев прохладную от ментола мазь, Аделаида провела ими по темному краю пятна. Карл не пошевелился. Сделав еще несколько осторожных движений, Аделаида осмелела и принялась втирать мазь всей ладонью, уже не беспокоясь о том, что он может проснуться.
А он, разумеется, и не думал просыпаться.
До тех пор, пока Аделаида, осмелев окончательно, не вздумала проверить на ощупь, есть там перелом или нет. Тогда он повернулся и обнял ее – бледную, решительную, с горящими глазами и пожелтевшими от мази пальцами.
– Тебе нужно в больницу, – прошептала она укоризненно, делая слабую попытку уклониться от его губ.
– ...Не нужно, – возразил он, когда она некоторое время спустя тихо и упрямо повторила те же слова, – ребра целы. И потом, разве в больнице за мной будут так ухаживать? – Он поцеловал ее испачканную ладонь, рывком отбросил одеяло и встал.
Аделаида, стыдливая, как юная девушка, потупила глаза.
– Я хочу есть, – заявил Карл, направляясь в ванную. – Собирайся. Едем ужинать.
* * *