Лебединая песня

Майор Стручков не раз беседовал с Аней, знал о ее работе в сорок первом с Василием Васильевичем Алисейчиком, с разведчиком Константином Поваровым («Но ведь они мне справок не оставили!» — пожимала плечами Аня). Он многое знал про дела интернационального подполья и досконально изучил роль в них Ани Морозовой.

Майор взял трофейный «паркер» и размашисто написал: «Вывод: товарищ Морозова имеет в прошлом большой опыт работы в качестве руководителя подпольной организации на оккупированной территории и по своим деловым и политическим качествам может быть использована на работе в агентурной сети в качестве радистки, с подготовкой по радиоделу и по разведывательным вопросам».

Рядовых Советской Армии Анну Морозову и Людмилу Сенчилину определили в разведывательную часть при штабе Западного фронта. Бывшая подпольщица, связная партизанской бригады, разведчица 10-й армии Аня Морозова и ее подруга Люся попали в часть, прославленную такими героями, как Леля Колесова и Зоя Космодемьянская, Константин Заслонов и восемь москвичей-комсомольцев, повешенных в Волоколамске.

Пока комплектовались курсы радистов, Аня и Люся читали разведывательную литературу, штудировали теорию того самого искусства разведки, которое они два года постигали на практике. Но, пожалуй, больше всего им дало живое общение с бывалыми разведчиками, отдыхавшими под Смоленском перед новыми заданиями. К вылету в тыл врага готовились лучшие из лучших, самые опытные и отважные подпольщики и партизанские разведчики, отобранные из числа бойцов невидимого фронта. Их настоящих имен Аня и Люся не знали так же, как никто не знал и подлинных имен Ани и Люси…

— Какая жалость, — сказала Люся как-то вечером, прихорашиваясь перед зеркалом, — в гражданское одели нас. Надоело мне это коричневое платье, белый воротничок. Как монашки! А представляешь — дали бы нам военную форму, мы бы с тобой сфотографировались и карточки в Сещу послали, все бы наши так и ахнули!

Занятия на курсах радистов начались, когда в ямщинских палисадниках смолисто запахли набухшие почки берез и зазвенела в гулкой голубизне звонкая мартовская капель, когда радио сообщило об освобождении советскими войсками украинского города Проскурова.

Весна. Смоленская весна.

Вечерами, когда поют девчата за околицей, празднуя первую весну без немцев, незаметно подкрадываются неясные чувства, смутные желания. Но Аня гонит прочь девичьи думки о счастье, о любви. Надо закрыть окно, чтобы не мешали песни, надо зубрить этот «дейче шпрехен», надо долбить «морзянку»… Скучать по дому, по отцу с матерью, по сестренкам почти не остается времени…

Начали с морзянки: «ти-ти-та-та-та» — «я на горку шла», цифра «3» — «ти-ти-ти-та-та» — «идут радисты»… Сначала работали на зуммере, потом на портативной коротковолновой радиостанции «Север». Изучали основы электротехники и радиотехники. Учились самостоятельно обслуживать радиостанцию.

«Старички» радиоинструкторы рассказывали новичкам анекдоты:

— Приближается, понимаешь, у партизан праздник, а выпить нечего. Тогда партизанский радист отчебучивает радиограмму: «Прошу выслать два литра спирта для промывки слоя Хевесайда». И что вы думаете — принимают партизаны парашютный груз, а в грузе — три литра спирту и в накладной указано: «Для промывки слоя Хевесайда»!

На экзамене Ане достался именно этот вопрос — о слое Хевесайда.

— Слоем Хевесайда, — бойко начала Аня, — называется слой ионосферы, отражающий радиоволны…

Эх, ей бы в Сещу эту чудесную рацию!.. Ведь на сещинской авиабазе у немцев работало столько раций, что фашисты-«слухачи» никогда бы не запеленговали Анину рацию! И все разведданные шли бы прямиком в «Центр», а не кружным путем через рации партизан и разведчиков Клетнянского леса!

Около двух месяцев училась Аня. Первого июня занятия кончились. Аня уже умела быстро принимать и передавать, расшифровывать и зашифровывать радиограммы с пятизначным цифровым текстом, выдержала все экзамены.

Улетели в тыл врага Анины подруги Паша Бакутина и Аня Полякова. Пришел проститься Иван Петрович Косырев. Куда улетели друзья, с каким заданием, надолго ли — такие вопросы не полагалось задавать, но Ане, обняв ее дружески, Иван Петрович сказал: «Лечу в Польщу, в район Серпц — Млава. Может, встретимся…»

Аня и Люся все свободное время читали специальную литературу, до одури зубрили немецкие разговорники, порой целый день напролет говорили друг с другом только по-немецки.

Двадцать третьего мая Аня справила свой день рождения. Ей исполнилось двадцать три года. Чуть не до утра пели песни. Наши освободили в апреле Одессу, и теперь совсем иначе звучала Анина любимая песня — «Вечер на рейде».

Одиннадцатого июля Аня и Люся вторично проходили медицинскую комиссию. Аня побаивалась комиссии, волновалась: