Лебединая песня

Как будто все шло у Ани хорошо, но потом тот покой, о котором она мечтала два страшных года немецкой оккупации, начал понемногу тяготить ее. Сразу после освобождения Сещи ее звал в разведку Иван Петрович Косырев, но Аня не могла тогда уйти из Сещи, оставить больную мать с тремя сестренками… Читая не немецкие, а советские газеты, слушая не берлинское, а московское радио, узнавая об освобождении все новых городов и о жарких боях польских и советских партизан в Липских лесах в Польше, Аня подолгу задумывалась, все чаще вспоминала пережитое. Ее тянуло в поле, где еще валялись дюралевые обломки «юнкерсов», взорванных в небе партизанскими минами; она шла к железнодорожной насыпи — туда, где под откосом лежали, ржавея, останки вагонов из эшелона, подорванного участником их группы поляком Яном Маленьким, Когда высоко над раззолоченными осенью дубовыми уремами Ветьмы и над красавицей Десной пролетали на юг дикие лебеди, Аня глядела с неясной тоской им вслед и чувствовала себя прирученным, с подрезанными крыльями лебедем, который, слыша трубные клики своих улетающих братьев, тревожно бьет крылами и силится взлететь, чтобы угнаться в синем поднебесье за белой стаей. Впереди у стаи — неведомые опасности, далекие расстояния, снеговые тучи и злые вьюги…

В канун войны порой казалось ей, будто настоящая, кипучая жизнь проходит мимо «делопута» Морозовой. Руководя подпольем, она чувствовала себя в самой гуще настоящей жизни, в самом центре событий. А теперь, когда прошла первая радость освобождения, она призадумалась: так ли, как надо, она живет?

С нарастающим нетерпением ждала писем от боевых друзей по подполью; тосковала по полякам Яну Большому, Стефану Горкевичу, по чеху Венделину Робличке, по Паше Бакутиной, по всем боевым друзьям. Наконец пришло письмо от Яна Тымы. Он писал, что вступает в ряды 1-й Польской армии, и сообщал, что солдат Стефан Горкевич пал смертью храбрых под Могилевом. Потемнела Аня, стала совсем молчаливой…

В декабре нежданно-негаданно появилась в Сеще Паша Бакутина, пополневшая, красивая, в новенькой военной форме с погонами.

— Приехала погостить у вас тут денька два, — немного важничая, заявила недавняя подпольщица подругам. — Служу в особой воинской части, собираюсь лететь в тыл врага. А больше, девочки, не спрашивайте, ничего не скажу. Военная тайна!

Но как могла таиться Паша от своего прежнего командира — от Ани?

Выведала у нее Аня, что в деревне Ямщина под Смоленском стоит разведывательная часть, в которой служит Паша, и что там же готовится к новому заданию старший лейтенант Косырев, прежний Анин командир.

Это известие очень обрадовало Аню. Она чувствовала себя виноватой перед Люсей Сенчилиной, да и многими другими подпольщиками и связными, которым все еще не выхлопотала партизанские справки.

И вот она, взяв с собой Люсю, едет в Ямщину, разыскивает Косырева — давай-ка, Иван Петрович, справки всем сещинским подпольщикам, и никаких гвоздей!

Иван Петрович и сам понимал — виноват, давно, по совести говоря, надо было выписать эти самые справки сещинцам, да руки не доходили. Чтобы как-то загладить вину, он устроил целое пиршество. Пригласили, конечно, и Пашу Бакутину и недавнего руководителя рославльской подпольной группы — Аню Полякову. Привел Иван Петрович своего начальника — майора Стручкова. На его плечах непривычно поблескивали золотом погоны со звездочкой и двумя просветами. В тот зимний вечер впервые встретилась Аня с этим майором из штаба фронта.

Майор не только принес подпольщицам справки, но и выплатил каждой немалую сумму в качестве денежного содержания. Аня обрадовалась деньгам — семья Морозовых с четырьмя иждивенцами жила несытно.

Допоздна пели партизанские песни. Вспоминали, как тайно составляли карту фашистской авиабазы, как минировали самолеты, помянули погибших, выпили за здоровье живых друзей — поляков и чехов…

Пили московскую особую, открыли «второй фронт» — банку американской свиной тушенки, закусывали двухвершковым армейским салом и копченой колбасой.

К Ане подсел майор Стручков. Он, видно, знал, что эта простая и тихая с виду девушка и была душой сещинского подполья. Подполья, которое за два года нанесло такой урон гитлеровцам в живой силе и технике…

На обратном пути из Смоленска в Сещу Аня все больше молчала, раздумывала над негромкими словами майора…

Дома она сказала матери:

— Знаешь, мама, кому я больше всего сейчас завидую? Брату Сергею: мальчишка он — на год моложе меня, а радист в тылу врага!

Мать вскинула на нее испуганные глаза:

— И думать не смей, Анька! Смотри у меня!..

В двадцатых числах января в Сещу пришло официальное, напечатанное на машинке письмо — Аню вызывали в Рославль «для получения награды и оформления документов». Она поехала в город на попутной полуторке. В городском военкомате ее снова встретил майор Стручков. На этот раз беседа была долгой…