Лебединая песня

Командир идет впереди. Выслать бы дозор, да некого. Трое больных, двое дежурили на дневке и клюют носами. Не девчат же посылать… К тому же он, Шпаков, один хорошо «ходит» по карте. Вот и идет впереди отряда, как ходил капитан Крылатых.

Глубокой ночью 28 сентября выходит восьмерка разведчиков к большой округлой поляне в хмуром сосновом бору и видит при свете вынырнувшего из-за рваных туч полумесяца заросшие диким виноградом, окутанные туманом развалины. Монастырь или замок?.. Кто строил его, кто разрушил?.. Дыхание столетий витает над камнями, чужое дыхание, с запахом давно отгоревших пожаров и поросших чертополохом пепелищ. В гробовой тишине ухо словно угадывает отзвук давней битвы, звон мечей и стук окровавленных секир. Кругом — седые мшаники, заросли можжевельника, зубчатая стена вековых сосен.

«Остландрейтеры» шли на восток и после каждого похода строили новые замки на границе завоеванных земель…

Группа цепочкой выходит на просеку в двадцати километрах южнее Тильзита. С просеки просматривается шоссе Тильзит — Велау. Вдруг Шпаков останавливается: под елями, на той стороне просеки, — подозрительный шорох, металлический лязг. Секундное промедление, рывок в сторону и назад… Поздно! С грохотом взрывается ночь. В черных кустах вспыхивают трепещущие оранжевые язычки в пламягасителях пулеметов, всплески сине-зеленого огня в автоматах. Немцы бьют из пулеметов, бьют из автоматических карабинов, бьют очередями, разрывными и трассирующими.

Огненный смерч мгновенно сдувает разведчиков с просеки. Рассыпаются звенья цепочки. Минута-две отчаянно быстрого бега. Но бегут только семеро. Не хватает звена в цепочке…

Шпаков остается на просеке. Жадно впитывает восточнопрусский песок кровь второго командира группы «Джек». Падая, горят над ним красные и зеленые ракеты. Как реквием разведчику — исступленная дробь пулеметов, многоголосый вой пуль, треск разрывных.

— Там!.. — почти кричит Аня, на бегу хватая за руку Мельникова. — Ваня, там…

Они бегут зигзагами, и позади выстраиваются в сплошную спасительную стену ели и сосны. В карбидном свете ракет все вокруг — и сосны, и бегущие люди — кажется белым, как на негативе.

— Знаю! — с бессильной яростью выпаливает Мельников, вырывая руку.

Да, Коля остался там. И он, Иван Мельников, не мог даже подползти к нему, к другу и командиру, под огнем из десятка шмайссеров и автоматических карабинов… Его вмиг изрешетили бы пули…

— Стой! — вполголоса командует Мельников. Позади рвутся разрывные пули, взлетают ракеты, по пульсирующее белое зарево уже едва сочится сквозь сосновый частокол. — Принимаю командование! Переходим шоссе по параллельной просеке!

Идут семеро. Идут цепочкой, пригнувшись, с заплечными мешками, утопая по колено в папоротнике. Со стороны они похожи на горбатых гномов. Зину душат рыдания… Аня молча глотает слезы…

В двух-трех лесных кварталах от просеки, на которой группа потеряла Шпакова, разведчики выходят к шоссе и опять попадают под пулеметный огонь. И здесь засада!.. Убегая под пулями, Раневский падает, с размаху ударяется коленкой о торчащий из земли валун. Здоровяк Натан едва не теряет сознание от боли и, кое-как поднявшись, убеждается, что не то чтобы идти, но и ступить на ногу не может. Неужели перелом?

Из отчета разведчика Натана Раневского:

«…Будучи не в состоянии передвигаться, я позвал на помощь товарищей. И они пришли. Вынесли меня в менее опасную зону, оказали помощь. Ребята задумались: что делать дальше? Ведь задание превыше всего, и поэтому меня решили оставить. Мельников спросил: «Кто останется с ним?» Генка Тышкевич сказал: «Я останусь». Потому что мы были друзьями еще по Белоруссии. Пятнадцатилетний Геннадий Тышкевич добровольно согласился разделить мою заведомо нелегкую судьбу. Мы наметили пункт встречи с группой — близ болота у деревни Линденгорст…»

Раневский соорудил костыль и шел, подвесив ногу на ремень. Генка Тышкевич помогал ему, охранял и кормил его. Сначала Генка шел вперед в разведку, потом возвращался за товарищем. Они питались поздними лесными ягодами и брюквой, которую Генка доставал в поле. В ночь продвигались на пятьсот — восемьсот метров. Пятого октября на явочном пункте у деревни Линденгорст, куда добрели с большим опозданием, они не нашли группу и больше уже никогда не встречались с ней.