Лебединое лето

— Лебеди все делают вместе, — сказала она. — Что один — то и другой. По одиночке им никак.

Она начала ласково массировать Чарли спину. Потом резко остановилась и хлопнула его по плечам.

— Ну, нам пора домой.

Тот даже не шелохнулся и не отводил взгляда от лебедей, плывших уже у другого берега.

— Вставай, Чарли, — девочка знала, что брат ее слышит; однако он и не собирался двигаться. — Давай же.

Она поднялась на ноги и смотрела на брата сверху вниз. Протянула руку, чтобы помочь ему встать — но он по-прежнему и не взглянул на нее, продолжая следить за лебедями.

— Пойдем домой, Чарли. Мэри собиралась зайти попозже и помочь мне красить кеды. — Сара посмотрела брату в затылок, потом сорвала с ближайшей ветки лист и бросила в воду. Подождала еще, наконец засунула руки поглубже в карманы и устало сказала: — Ну же, пошли.

Чарли начал медленно качать головой туда-сюда, все еще не глядя на сестру.

— Мэри скоро придет помогать мне красить кеды, и если мы не отправимся прямо сейчас, я не успею ничего покрасить, и придется мне весь год носить ужасную обувку Дональд-Дака. Пошли наконец.

Чарли упрямо мотал головой.

— Вот почему я никуда не хочу тебя брать. Потому что ты никогда не идешь домой, сколько тебя ни зови.

Чарли уцепился руками за траву с двух сторон, будто желал удержаться на случай, если Сара потащит его силой.

— Знаешь, я начинаю по-настоящему сердиться. — Брат не обернулся, и Сара сказала со вздохом: — Хорошо, давай останемся еще на пять минут — а потом точно пойдем.

Она нагнулась и показала ему на часы.

— Вот это — пять минут. Когда длинная стрелка будет здесь, мы встанем и пойдем домой, договорились?

Чарли кивнул.

— Обещаешь?

Снова кивок.

— Вот и отлично.

У самой воды росло дерево, и Сара подошла прислониться к нему.

— Все по-честному, Чарли, теперь осталось четыре минуты.

Чарли опять начал мотать головой, неотрывно глядя на лебедей, скользящих по темной воде.

Сара щурилась на небо и от нечего делать качала ногой в высокой траве.

— Всего через месяц лето кончится, Чарли, — сказала она, не глядя на брата. — И я буду только рада.

Вплоть до этого года ее жизнь шла спокойно и размеренно. Первые четырнадцать лет жизни казались ей совершенно одинаковыми. Сара любила свою сестру без зависти, тетю — без раздражения, брата — без постоянной жалости. Теперь все изменилось. В сердце ее поселилось постоянное недовольство, обида на себя саму, на свою жизнь и близких, — и Саре казалось, что радость и покой не вернутся к ней никогда.

Она развернулась и в последний раз посмотрела на лебедей. Нежданные слезы затуманили четкие контуры птиц, превращая их в белые пятна. Девочка сморгнула и громко сказала:

— Три минуты, Чарли.

Глава 8

Тем же вечером Сара лежала в постели, в темной спальне, когда тихонько вошла Ванда. Сара, одетая в старую отцовскую пижаму с обрезанными рукавами и подвернутыми штанинами, смотрела, как Ванда крадется по комнате, стараясь ступать как можно тише. Споткнувшись о табуретку возле зеркала, девушка какое-то время балансировала на одной ноге, потом наконец открыла дверцу кладовки и зажгла там лампочку.

— Если хочешь, включай верхний свет. Я еще не сплю, — окликнула ее Сара.

— Тебе трудно было сразу сказать?

— Ну как твоя поездка, Ванда? Удалась?

— Вполне.

— Видела ребеночка?

Очень славный малыш. Вылитый Фрэнк. Ты даже не представляешь, как похож.

— Бедный ребенок.

— Вовсе не бедный, он просто красавчик — вся головка в рыжих кудряшках. — Старшая сестра быстро разделась, выключила малый свет и нырнула в постель рядом с Сарой. Разгладив подушку, она улеглась на спину, глядя в полоток. — Фрэнк — замечательный парень, правда?

— Нормальный.

— Он тебе не нравится? — Ванда приподнялась на локте, сверху вниз глядя на Сару, одетую в огромную полосатую пижаму.

— Я же сказала — он нормальный парень.

— И чем он тебе не угодил?

— Я не говорила, что он мне не угодил.

— Знаю, но я же не слепая. Так что тебе в нем не нравится?

— Например, он никогда не обращает внимания на Чарли. Сегодня вечером с ним даже не поздоровался.

— Наверное, Фрэнк просто не заметил его в палатке. Кроме того, он относится к Чарли очень хорошо, он мне сам говорил. Что еще?

— Да ничего, только очень уж твой Фрэнк раздувается, когда называет тебя крошкой — и еще бросает многозначительные взгляды, как киногерой.

— Но мне приятно, когда он зовет меня крошкой. Ты еще поймешь, когда тебя саму так станут называть.

— Интересно, кому это пришло бы в голову назвать меня крошкой, кроме разве что Зеленого Великана[4].

— Ох, Сара…

— Я настоящая дылда. Длиннее всех на свете.

— Ты еще встретишь кого-нибудь.

— Ага, если повезет, я встречу кого-нибудь родом из дикой страны, где идеал женской красоты — это тощая дылда с огромными ногами и кривым носом. Однако же всякий раз, когда я смотрю телевизор, даже в самых диких дальних странах, где девицы пляшут в прозрачных шароварах и жестяных лифчиках, эти самые девицы все равно как на подбор миниатюрные и хорошенькие. — Помолчав, она добавила: — Да мне и дела нет. Терпеть не могу парней. Они все — сплошное пустое место.

— Сара, что с тобой творится?