— Первое, что видит посетитель отделения банка, войдя в зал, — это таблички с фамилиями служащих, — спокойно сказала я, — например, перед вами стояла небольшая подставка с именем «Анна Назарова». Перестаньте притворяться. Вы пошли со мной на улицу, потому что узнали номер телефона врача и не захотели вести беседу при коллегах. Начнем сначала. Зоя дала вам телефон психолога, который проводит сеансы за сто рублей.
— Первый раз слышу, — уперлась Назарова. — Сеанс кино? Не люблю.
— Этот Сергей Михайлович, похоже, нехороший человек, — вздохнула я.
— Кто? — на этот раз вполне искренне удивилась Назарова.
— Сергей Михайлович, — повторила я, — психотерапевт.
— Не знаю такого, — процедила Назарова.
— Ну как же, — настаивала я, — Сергей Михайлович, блондин, рост метр девяносто. Он преступник. И я могу доказать вашу с ним связь.
— Блондин? — заморгала Анна Николаевна. — Вы что-то путаете.
— Ладно, — кивнула я, подняла воротник куртки и сказала: — Объект не желает сотрудничать, подъезжайте.
Назарова вздрогнула.
— Вы с кем говорите?
Я поправила куртку.
— Надеюсь, вы понимаете, что за нами следят и наш разговор слушают мои коллеги? В кармане микрофон. Вас сейчас отвезут в управление, там вы познакомитесь с другими людьми. Но, увы, я уже не смогу вам помочь. Пойдете под суд, как соучастница группы Сергея Михайловича.
— Впервые о нем слышу, — заголосила Анна Николаевна, — ну честное слово. Поверьте.
— Хотела бы, да не получается, — грустно ответила я, — вы нагородили столько лжи. И, конечно, факт вашей работы с Сергеем Михайловичем вас не украшает.
Издалека послышался вой сирены, какая-то машина, оборудованная спецсигналом, пыталась пробиться сквозь пробку на проспекте. Я решила воспользоваться стихийно предоставленным шансом.
— Ага, слышу, ребята уже на подходе. Попрошу их не затягивать наручники слишком сильно на ваших запястьях.
Анну Николаевну передернуло.
— Наручники? — чуть слышно произнесла она. — Наручники?
— Не стоит волноваться, это стандартная форма перевозки преступников, — подлила я масла в огонь. — Да, кстати! До которого часа открыто отделение вашего банка?
— С девяти до двадцати, перерыв с четырнадцати до пятнадцати, — привычно ответила Назарова.
Я демонстративно посмотрела на часы.
— Отлично, успеем опросить сотрудниц. Составим фоторобот Сергея Михайловича. Он очень опасный преступник.
Назарова затряслась.
— Никаких дел с вашим Сергеем Михайловичем я не имела!
— Но вы же общались с психотерапевтом? — вкрадчиво промурлыкала я.
— Да, я звонила по тому телефону, встречалась с психологом, но его зовут Лев! — воскликнула Назарова. — Пожалуйста, сделайте что-нибудь. Я не хочу наручники, и не разговаривайте с нашими сплетницами, они вас неверно поймут, свою версию придумают, пойдут разговоры. Господи! За что мне это?
Я взяла Анну Николаевну под руку.
— Я смогу помочь вам лишь в одном случае: если узнаю правду и пойму, что вы не имели дел с опасным Сергеем Михайловичем. Вон там небольшое кафе, пошли.
Глава 18
Едва мы умостились за крохотным столиком, как Анна Николаевна начала выплескивать информацию. Звук сирены, так кстати донесшийся с проспекта, убедил Назарову: лучше перестать врать. Мне оставалось лишь радоваться удаче и внимательно слушать бабку Насти.
Анна Николаевна не верит в психологию, а депрессию считает выдумкой жадных врачей, готовых на все, лишь бы содрать с человека побольше денег.
— Глупости, — сердито говорила она, — наш кассир, Валентина Лавинкова, родила ребенка и слегла. На малыша не глядела, на руки его не брала. Депрессия у нее. Во здорово! Валька в кровати валялась, а ее мать вокруг внука скакала. Пришел к Лавинковой психотерапевт, поболтал с ней и говорит:
— У женщины нервный срыв. Она родила ребенка.
Чушь! С какого, простите, ляду ей срываться? Муж отличный, дом полная чаша, малыш запланированный, всю беременность ее на руках носили. Вот я Вову на свет произвела и пошла круговерть: в шесть утра вскакивала, в час ночи ложилась, стирка, глажка, готовка, уборка, помощников нет, муж со службы вернется и орет:
— Заткни ребенка! Я устал, хочу отдохнуть.
Не было у меня времени на депрессию! А Валентина! Целый год ее лечили! Массаж, еда вкусная, подарки. Вот устроилась! Если больна, тебе уколы положены, операция, таблетки горькие, а не прогулки по магазинам за тряпками! У Лавинковой обыкновенная лень, а психотерапевту деньги нравилось с ее родни тянуть. Знаете, кто Вальку от депрессии вылечил за пять минут? Я.
Мне стало интересно.
— Как вам это удалось?
Анна Николаевна презрительно опустила уголки рта.
— На раз-два. Пришла Вальку навестить, не по собственной, конечно, воле: новая заведующая, что на мое место села, хочет казаться добренькой, велела на цветы скинуться и Валентине отнести. Я и поехала. Вхожу в ее комнату, а наша депрессивная сидит в кресле, рядом ваза с фруктами, конфеты, в руках пульт от телика. Увидела меня и заканючила:
— Умираю, Анна Николаевна, очень мне плохо.
Я около нее села и говорю: