Лебон (СИ)

— Я не хотела впускать без разрешения, но он не слушается, — оправдывается она.

— Все нормально, Элисон, можешь идти, — спокойно говорит Хосок и снова отворачивается к окну.

Джухон медленно подходит к столу и становится напротив.

— Какого хрена, Хосок? — в гневе спрашивает Ли, — Даже для тебя это было слишком. Ты понимаешь, что ведешь себя как урод?

Шин, не отрываясь, смотрит в окно и не реагирует.

Джухон обходит стол и становится напротив.

— Может, хоть попробуешь объяснить? Потому что даже я, при всем своем отношении к тебе, в этом случае не на твоей стороне.

— Я сам не на своей стороне, — вдруг сбрасывает обет молчания Шин, и, встав, идет к бару. — Я знаю, что я натворил. Я это еще там понял. Без нотаций, пожалуйста. Мне херово настолько, что я вообще сейчас с тобой это обсуждаю.

 — Так нельзя. Ты должен признать, что ты к нему чувствуешь, должен принять это. Потому что даже я вижу, что этот парень в тебе что-то перевернул, иначе бы ты не вел себя так необдуманно.

— Я уже признал. Да, чувствую, — говорит Хосок и наполняет бокал, — Я не хотел так поступать, не хотел делать ему больно. Еще на приеме я хотел всех их убить, я хотел отрубить руки Хену, но я сдержался и не начал бойню. А потом я поехал… Я хотел поговорить… Не знаю… Хотел спросить, какого хрена он там выкинул. Но, когда я его вижу, у меня башню срывает и я не контролирую себя. Я не могу тебе это объяснить. А он не жалеет ни о чем, он не делает шаг вперед. Он не просит… Не ластится. Понимаешь, он весь какой-то неправильный и при этом совершенный. Я знаю, что я урод. Даже когда я его… Я знал, что делаю больно, а он не просил ничего. Это меня еще больше взбесило. Я не знаю… Я ненавижу себя, — говорит он тихо, залпом выпивает виски, наливает второй бокал и идет к дивану.

Джухон без слов садится рядом с Шином, который продолжает без остановки говорить, словно боится не успеть.

— Я не знаю, как это назвать. Я не знаю, что это, но он очень прочно сидит в моей голове, и я не могу с этим ничего сделать. Хочу извиниться, хочу просить прощение на коленях, я бы на них встал, веришь или нет, но встал бы, но вместо этого я сижу тут с тобой и несу какой-то бред.

— Ты должен понять, что то, что ты натворил, простым “извини” не исправить.

— Я все понимаю. Но, блять, я даже не знаю, что он чувствует, что думает. Мы никогда не разговаривали. Понимаешь, я не знал никогда, как начать разговор с ним и что вообще сказать. Я не знаю, что он любит, что ненавидит, чем дышит. Вообще ничего не знаю. Я сперва думал, что это лишь секс. Но, блять, скажи мне, если это просто секс, почему я хочу забрать его себе всего и навсегда. Хочу все с ним… Хочу, чтобы он везде был рядом. Хочу показать ему Меннам. Я столько лет строил эту империю, а сейчас я хочу подарить ее ему. И не только Меннам, а все, что он пожелает. Любое желание хочу исполнить и это меня пугает. Он управляет мной, сам того не зная. Это меня сильно пугает. Все, чего я хочу, это то, чтобы он чувствовал хотя бы мизерную долю того, что я к нему испытываю… Мне этого хватит. Ты понимаешь, до чего я докатился? Понимаешь, почему это полный пиздец? Я бы взял любого в этом гребанном городе, похуй, с согласия или без, но если Хенвон мне откажет, то я его и пальцем не трону. Что за хуйня внутри меня творится… Хоть головой об стену бейся. Я помню досконально все моменты, когда был с ним и видел его, вплоть до мельчайших деталей, но, Джухон, я не помню все наши с тобой последние переговоры, встречи, то, что ел вчера... Я ничего не помню. Как будто мой мозг считает нужным запоминать только то, что связано с ним.

— Это называется любовь,— тихо говорит Ли.

— Это называется пиздец, и я в нем увяз, — отвечает с горечью Хосок.

Джухон окидывает Шина взглядом.

— Ты даже домой не поднимался?

— Нет.

— Надо тебе уже решить, что делать, потому что так продолжаться не может. Пока иди наверх прими душ, приведи себя в порядок, а после мы придумаем, как выйти из этой ситуации, и как ты вообще будешь вымаливать прощение, — говорит Ли и, встав, идет в сторону к двери.

— Я отменю приговор, – тихо выговаривает Хосок.

— Что? — Джухон резко замирает на пороге в оцепенении.

— Я не буду нападать на Хейджен, – все так же тихо продолжает Шин.

Ли поворачивается, обратно возвращается к Хосоку и садится на диван.

— Что ты сейчас сказал? – все еще не может поверить Чжухон.

— Мне не нужна эта земля, мне нужен… — Шин замолкает, не договорив, и делает еще один глоток с бокала.

— Хосок… Ты знаешь, насколько я лично заинтересован в отмене приговора. Просто… Ты не словами сейчас бросаешься?

— Я отменю приговор и заберу Хенвона в Меннам, если он, конечно, меня простит.

— Ахуеть. Шин Хосок, за все эти годы, что тебя знаю, я думал ты уже меня ничем не удивишь. Я даже выпью, — говорит Ли и идет к бару.

Тем временем Ю Кихен, слушающий все это время за дверью этот диалог, отрывается от двери и идет в сторону лифта. «Ты не отменишь приговор, Хосок, более того, ты сам лично воткнешь нож в сердце Ли Хенвону, уж я-то постараюсь.» – бормочет Ю и, зайдя в лифт, нажимает кнопку -1 этажа.