Лечение мартышками

За огромным стеклом окна манили к себе огни далекого города. Он остановился и, задыхаясь, посмотрел на них. Каким-то образом обезьяна догадалась о его мыслях и принялась выкручивать ему уши, а затем обрушила серию тяжелых ударов на голову. Но Дорчестер не обращал на них внимания. С почти блаженной улыбкой он собрал остатки сил и сломя голову бросился к лунному свету.

Стекло разбилось на миллион сверкающих осколков, и пока Кенни летел вниз, с его лица не сходила улыбка.

Именно запах дезинфицирующих средств помог понять Кенни, что он еще жив, — запах и ощущение накрахмаленных простыней. Больница, подумал он, омываемый океаном боли. Он попал в больницу. Кенни хотелось плакать. Почему он не умер? О, почему, почему, почему? Он открыл глаза и попытался что-нибудь сказать.

Рядом моментально оказалась медицинская сестра, которая с беспокойством смотрела на него, ощупывая лоб. Дорчестер хотел попросить ее, чтобы она его прикончила, но ему не удавалось выдавить из себя ни одного слова. Сестра вышла из палаты и вскоре вернулась с компанией врачей.

Круглолицый молодой человек сказал:

— С вами все будет в порядке, мистер Дорчестер, но вам предстоит долгий путь к полному выздоровлению. Вы находитесь в больнице. Должен вам сказать, что вы невероятно везучий человек. Вы упали с восьмого этажа и должны были погибнуть.

«Я хочу умереть», — подумал Кенни, и попытался произнести эти слова. Но никто его не слышал. «Возможно, обезьяна окончательно взяла надо мной власть, и я больше не смогу говорить».

— Он хочет что-то сказать, — вмешалась сестра.

— Я вижу, — ответил круглолицый врач. — Мистер Дорчестер, вам не следует напрягаться. Если вас интересует судьба вашего друга, то он оказался не таким удачливым, как вы, — увы, разбился насмерть. Вы также должны были умереть, но, к счастью, упали на него.

Страх и недоумение Кенни были настолько очевидными, что сестра мягко погладила его по руке.

— Второй мужчина, — терпеливо сказала она. — Такой толстый. Вам следует поблагодарить Бога за то, что он был таким толстым. Вы упали на него, как на огромную подушку.

Тут только Кенни Дорчестер понял, о чем они говорят, и разрыдался. Однако то были слезы радости. Три дня спустя ему удалось заговорить.

— Пицца. — Слово прозвучало едва слышно, но потом он повторил его громче и принялся нажимать на кнопку вызова сестры и кричать: — Пицца! Пицца! Пицца!

Кенни Дорчестер никогда не ел ничего вкуснее.