Лечить или любить?

Раньше, еще лет 100–150 назад, наверное, можно было бы, не слишком боясь ошибиться, признать правильным воспитание традиционное, характерное для этого народа, этой религии, этой местности и социальной прослойки. Ведь, в самом общем случае, вполне можно себе представить, как воспитывали ребенка в русской купеческой семье в XVIII веке и в немецкой крестьянской семье веке в XVI…

Но сейчас? Приходящих ко мне родителей не очень интересуют туманно-исторические русские купцы и немецкие крестьяне. Они задают конкретные вопросы:

— Надо ли заставлять убирать свои игрушки?

— Если я разозлилась и его шлепнула, не нанесло ли это ему психологическую травму? Вообще — детей бить можно или нельзя?

— С какого возраста они должны сами делать уроки?

— Сколько можно сидеть за компьютером ребенку пяти с половиной лет? А телевизор сколько можно смотреть?

— Вот вы говорите: главное — определить, что у нас можно и что нельзя, и сообщить об этом ребенку. Хорошо. Но как это определить на практике? Где об этом можно прочитать?

Последнее — особенно трогательно и тревожно. Взрослые люди ищут какой-то устный или письменный источник, инструкцию, где по пунктам изложат, как им обращаться с их собственным ребенком. И — самое парадоксальное — они готовы следовать этим инструкциям!

Сразу становится понятно, что с воспитанием в их собственной семье было не все в порядке…

Так как же все-таки их воспитывать?!

Не имея в голове инструкции по «правильному воспитанию» и даже не веря в ее существование, своим клиентам я предлагаю очень простой подход. Для иллюстрации, как всегда, расскажу историю из практики.

Немолодая, но весьма успешно молодящаяся дама с усталыми глазами пришла ко мне вместе с очаровательной, одетой как ребенок с рекламы какого-то бутика, девочкой. Девочке годика два. Яркие игрушки на полках ее совершенно не заинтересовали. Она уселась даме на колени и болтала ногами, глядя на меня с доброжелательным любопытством.

Интересно, дама — это мать или бабушка? — подумала я и решила пока помолчать.

— Я — мама Ларисы, — тут же, оправдывая мои ожидания, отрекомендовалась дама. — Поздний ребенок. Родила одна, можно сказать, для себя. Готовилась, читала литературу. Вашу книгу в том числе. Потому и пришла. Люблю дочь безумно. Но делаю что-то не так.

— Гм-м… А что именно — не так? И почему вы так решили?

— Не знаю. Чувствую. Хочу разобраться.

— Вы раздражаетесь и кричите на нее? Слишком много требуете? Слишком балуете? Все позволяете? Бьете?

— Нет… Нет… Нет!

Признаюсь сразу, мой диалог с дамой не получился, хотя она, вроде бы, ничего от меня не скрывала. Я узнала, что она не придерживается никаких радикальных взглядов на воспитание, что ее собственные родители всю жизнь работали в проектном институте. Они много ездили в командировки, а двое детей (сама дама и ее брат) были фактически предоставлены сами себе… Потом я узнала, что бизнес дамы связан с индустрией моды… что у Ларисы очень много игрушек, но она с ними почти не играет… что Лариса за два с половиной года своей жизни не болела ничем, кроме простуд и отита… что дама хочет сама наблюдать за развитием своего ребенка, а не спихивать ее на няню, по крайней мере до трех лет…. Что мама и дочь спят вместе в одной кровати… по вечерам они рассказывают друг другу сказки… Все это ничего не объясняло.

Лариса сползла с колен матери, нашла в ящике громко щелкающее реле и радио-магнит и стала увлеченно играть с этими предметами.

— Я делаю что-то не так! — упрямо твердила моя посетительница. — Я это чувствую. Я боюсь неправильно воспитать свою дочь. Вы должны помочь мне разобраться.

Отчаявшись разорвать этот круг и подозревая в ситуации некую легкую паранойю, я предложила даме следующее: в течение дня она записывает все коммуникации, происходящие между ней и дочкой, а потом приходит с этими записями ко мне. Мы вместе смотрим и решаем: есть ли там повод для беспокойства.

Дама согласилась и ушла. В ближайший месяц никаких известий от нее не поступало, и я благополучно забыла об этом случае, списав все на повышенную тревожность, обычную в случае рождения позднего ребенка и одинокого воспитателя, которому не у кого получить обратную связь. Но тут медсестра из регистратуры хозрасчетного отделения передала мне записку: «Звонила такая-то, извинялась, что не пришла, просила сказать, что она все поняла и исправила, и у них с дочерью теперь все в порядке».

Мне стало любопытно: что ж она такое «поняла и исправила»?

Я нашла телефон дамы в журнале регистрации и позвонила.

— Вы знаете, отличный метод, — бодро сказала дама после приветствий и изъявления вежливой благодарности. — Вы его сами придумали? Я все записала, как вы велели, и сразу все поняла! Даже смешно стало, до чего просто!

— И что же вы поняли?! — с некоторым нетерпением спросила я, ибо, в отличие от дамы, ничего не понимала. Что она гам такое говорила двухлетнему ребенку, сама того не замечая? Матом, что ли, ругалась? Или Аристотеля цитировала?

— Вы знаете, за день я 127 (сто двадцать семь) раз сказала дочери: надень тапки! — торжественно провозгласила дама.