Лечить нельзя помиловать (СИ)

— Приятно, честное слово. А сейчас чок-чок, ротик на крючок, — указательный палец примкнул к мужским губам, и его немедленно попытались поцеловать. Сзади крякнул маркиз. — Поговорим наедине в палате интенсивной терапии, то есть дома.

— Пусть так. Пусть всё выглядит так, будто я отбил невесту у друга. Алеон, если в тебе есть хоть капля чести — прими мою идею.

— Пока что так и есть, — закаменел эрл Клод. — Ты прямо сейчас отбиваешь мою невесту.

Затылок обожгло кипящим, как лава, дыханием. Опустившись рядом со мной, маркиз, не говоря ни слова, помог уложить пациента в правильное положение, подоткнув собственный мундир под спину пострадавшего. Периодически бросая взгляды на сложную завитушку огненного плетения, расцветшего на тыльной стороне ладони, капитан успевал отслеживать перемещения роты новобранцев, шумно удаляющейся к реке. Как бы не подставились парнишки в темноте и азарте.

Не проронив ни слова, Алеон подал мне руку, помогая подняться и уделить внимание второму пациенту. Если восстанавливать картину происшествия, то некто злобный и подслеповатый лег в засаду в нескольких десятках метров от крыльца, укрываясь за густым кустарником. Зуб даю, глушил собственный запах магией, поэтому оборотни его не почуяли. Взяв на прицел капитана, вышедшего… допустим, покурить и поучить жизни новобранца — простите, Альберт, — злобный крот спустил курок. Услышав беспредел, дозорный вскрикнул и кинулся наперерез траектории стрельбы, поймав своим телом второй снаряд.

— Всё верно, только крик послышался до выстрела, — поправил гипотезу эрл Клод. — Вероятно, караульный — перевертыш и с подветренной стороны успел почувствовать запах металла и пороха.

Нагнувшись ко второму раненому, я застыла.

— Не повезло, да? — уголок губ судорожно дернулся в кривой усмешке.

На земле лежал Поль. Большие карие глаза напряженно метались от меня к капитану, выискивая беззаботные выражения лиц и непринужденную болтовню медика, столь утешительную для безнадежного пациента. Почему-то они всегда лучше врачей чувствуют холодные руки Костлявой, сжимающие сердце. Крупные капли пота катились по лбу феникса, не решающемуся позвать на помощь или подняться самому.

— Угораздило тебя, — интуиция взвыла дурной сиреной, стоило разглядеть в глазах перевертыша дикий, ничем не прикрытый страх. — Дай-ка тётя Алевтина тебя осмотрит.

Великий Авиценна…

— Алевтина, — севшим голосом прошептал капитан, осветив огненным шаром участок над нашими головами.

В животе курсанта зияло черное отверстие. Обугленные ровные края испускали давящую энергию смерти, каждую секунду поражая новые ткани. Человеческое тело феникса сдавалось на милость победителя, тлея сухой головешкой в неумолимом костре смерти. От дыры во все стороны тянулись кривые ленты некроза, захватывая новые территории и вынуждая прикусить губу до боли.

Стрелка-скан истерично попятилась, прячась в глубине вен.

— Н… не… — слова застряли в горле, но кричали в мыслях. Не переживай.

— Не переживу, — по глазам понял феникс, усмехаясь краешком губ, из которых мгновенно стекла капелька крови.

Будьте вы прокляты, сволочи. Да чтоб вас на каждом шагу аритмия преследовала до конца жизни!

— Это оно? — голос его благородия проник сквозь вату в голове. — Заражение?

Оно. Пересилив панический страх, целительский дар несмело проник под кожу новобранца. Один воин в поле — мой дар слонялся по пустым артериям пациента, видя, как тысячи магических ядер гибнут заживо, пожираемые полчищем бактерий. Быстро. Слишком быстро!

Но надо бороться. Взять себя в руки, снова начать дышать и уничтожить этих гадов, успевших добраться до ребер умирающего перевертыша.

— Эрла, ваш резерв, — звенящим от напряжения голосом предупредил маркиз. Горячие ладони опустились на плечи. — Треть истрачена. Я помогу, возьмите мой.

Треть резерва — это четыре многоэтапные операции подряд, или восстановление шестидесяти процентов кожного покрова, или взращивание поврежденной печени до прежнего объема, или… Или чертовски мало для борьбы с магоядными тварями. Но энергию можно заимствовать! Например, эту — нестерпимо горячую, испепеляющую, сжигающую саму суть магии — энергию огненного мага. Я не могу ею управлять, лишь позволить смешаться с собственным даром и направить в русло жизни, не до конца осознавая происходящее.

— Не надо, эрла Алевтина, — чернота добралась до грудины, когда Поль выдавил из себя кривую улыбку. — Вы зря жжёте вены.

— Молчи, дурак, — дорожки солоноватых слёз охладили пылающие щёки. — Не пессимизди под руку.

Дура-дура-дура! Надо было сразу подойти к нему, а не отвлекаться на капитана! Если бы не твердое убеждение, что дозорный-оборотень куда крепче мага-человека, и какая-то пуля лишь напугает перевертыша, я бы… Я бы тебя спасла, Поль.

— Только не талантом, — живые испуганные глаза феникса подернулись туманной дымкой. — Мне нечем заплатить. Да и не хочется.

— Молчи, пожалуйста, — несколько капель сорвались с ресниц, попав на мертвый эпидермис курсанта. — Что я твоей матери скажу?

Согласна ли ты, эрла Алевтина Пономарёва…