Лед

Серваса внезапно разбудил сигнал мобильного телефона. Он взглянул на радиобудильник: восемь тридцать семь. Дерьмо! Он не услышал звонка, надо было попросить хозяйку отеля его разбудить. Через двадцать минут за ним зайдет Ирен Циглер. Он приложил телефон к уху.

— Сервас слушает.

— Как там дела наверху?

Голос Эсперандье… Как всегда, его заместитель явился в бюро раньше всех. Сервас представил, как тот читает японский BD или тестирует новые приложения к системе автоматической обработки полицейской информации. Прядь волос падает на лоб, одет в пуловер с шикарным лейблом. Наверняка жена выбирала.

— Трудно сказать, — ответил Сервас, направляясь в ванную. — Скажем так, случай, ни на что не похожий.

— Ух ты! Хотелось бы и мне взглянуть.

— Увидишь на видео.

— А что все-таки там?

— Конь, затащенный на верхнюю площадку фуникулера, на высоту две тысячи метров, — пояснил Сервас, свободной рукой регулируя температуру воды в душе.

Последовало короткое молчание.

— Конь? На верхушке канатки?

— Да.

Молчание затянулось.

— Вот черт, — мрачно пробормотал Эсперандье, что-то прихлебывая совсем близко от телефона.

Сервас готов был поклясться, что это напиток гораздо более бодрящий, чем простой кофе. Эсперандье был специалистом по самым разным молекулам: чтобы проснуться и заснуть, быть в тонусе, от кашля, насморка, мигрени, расстройства желудка. Самое удивительное — Эсперандье вовсе не приближался к пенсионному возрасту. Молодому, полному сил следователю криминального отдела едва исполнилось тридцать. Трижды в неделю он бегал по набережной Гаронны, и никаких проблем с триглицеридами или с холестеролом у него не возникало. Но он навыдумывал себе кучу воображаемых неприятностей, которые, если хорошо постараться, могли превратиться в реальные.

— Когда вернешься? Ты нужен здесь. Мальчишки заявляют, что в полиции их били. Адвокат утверждает, что старуха — пьяница, поэтому ее показания ничего не стоят, — продолжал Эсперандье. — Он потребовал немедленно прекратить дело старшего парня и выпустить его из-под стражи. Другие двое уже дома.

Сервас подумал и спросил:

— А отпечатки?

— Не раньше, чем завтра.

— Позвони заместителю генерального прокурора. Попроси его повременить со старшим. Известно, что это их отпечатки, и они могут прибегнуть к шантажу. Пусть скажет об этом судье. Поторопите лабораторию.

Он отсоединился и проснулся уже окончательно. Выйдя из-под душа, Сервас наскоро вытерся, оделся, почистил зубы, потом поглядел на свое отражение в зеркале над умывальником, подумал о Циглер и задержался перед зеркалом гораздо дольше обычного. Интересно, каким он ей показался? Еще молодым, на вид ничего себе, но ужасно усталым? Недалеким, хотя и успешным сыщиком? Разведенным мужчиной, чье одиночество написано на физиономии и читается по состоянию одежды? А что он увидел бы, если бы ему надо было описать самого себя? Несомненно, круги под глазами, морщины возле губ и продольную складку между бровей, словно его только что вытащили из барабана стиральной машины. Однако Сервас был убежден, что, несмотря на все издержки возраста, в нем живет нечто юношеское и пылкое. Черт побери, да что это на него нашло? Он вдруг почувствовал себя разгоряченным подростком, пожал плечами и вышел на балкон. Отель «Ле Рюссель» был расположен в верхней части Сен-Мартена, и из окон своего номера Сервас мог любоваться почти всеми городскими крышами. Опершись руками на перила, он наблюдал, как сумрак утекает по узким улочкам, уступая место рассветному сиянию. К девяти часам утра небо над горами засветилось и стало кристально прозрачным. Наверху, на высоте двух с половиной тысяч метров, из мрака вынырнули ледники и вспыхнули в лучах солнца, которое пока пряталось. Прямо перед ним раскинулся старый город, исторический центр, слева, за рекой, виднелись прямоугольники социальных домов. С другой стороны котловины, в двух километрах от нее, волной поднимался лесистый склон, прорезанный широкой просекой канатки. Со своего наблюдательного пункта Сервас видел, как по узким улицам старого города двигались силуэты прохожих, спешащих на работу. Светили фарами грузовички, доставляющие товар, в лицеи и колледжи с треском проносились на скутерах подростки, продавцы поднимали железные жалюзи. Он вздрогнул. Не от холода, а от мысли о распятом наверху коне и о том или о тех, кто это сделал.

Перегнувшись через перила, он увидел, что Циглер поджидает его внизу, прислонившись к своему служебному «Пежо-306» и куря сигарету. Она сменила форму на свитер со стоячим воротником и кожаное пальто, на плече у нее висела сумочка.