Лед

— Я родилась в Лингольсхайме, возле Страсбурга.

Он уже хотел ответить, но тут подал голос мобильник Циглер. Она жестом извинилась и ответила. Сервас заметил, как Ирен нахмурилась, слушая собеседника. Она опустила телефон и посмотрела на Серваса отсутствующим взглядом.

— Это Маршан. Он нашел голову коня.

— Где?

— У себя, в центре верховой езды.

Они выехали из Сен-Мартена по другой дороге, не по той, по которой въехали. На выезде из города находился опорный пункт горной жандармерии, к услугам которого часто прибегали те, кто занимался спортом, связанным с высоким риском.

Проехав три километра, они свернули с главной дороги и покатили по просторной долине, окруженной горами. Теперь можно было и немного вздохнуть. Вскоре с обеих сторон шоссе появились заграждения. Снег ослепительно сверкал на солнце.

— Подъезжаем к владениям семейства Ломбар, — объявила Ирен Циглер.

Она вела машину быстро, несмотря на трудную дорогу. Они подъехали к перекрестку, где шоссе пересекала лесная аллея. Оттуда их проводили глазами двое всадников в конных шлемах, мужчина и женщина. Их лошади были той же черной масти с коричневым отливом, что и мертвый конь, найденный на горе.

«Да, гнедой», — вспомнил Сервас.

Немного поодаль баннер с надписью «Конный центр» приглашал их свернуть налево.

Лес кончился.

Они проехали мимо низких строений, напоминавших амбары, и Сервас увидел несколько прямоугольных площадок с множеством препятствий и барьеров, длинную постройку, где находились боксы, а также выгон и еще одно здание, более импозантное, где, видимо, размещался манеж. Перед ним стоял фургон жандармерии.

— Прекрасное место, — сказала Циглер, вылезая из машины и обводя глазами долину. — Три открытых манежа: один для преодоления препятствий и два для выездки. Беговые дорожки, а самое главное вон там, вдалеке, — большой ипподром.

Их встретил жандарм, и они пошли следом за ним. Отовсюду раздавалось нервозное ржание и стук копыт, словно лошади чувствовали, что что-то случилось. Сервас сразу ощутил, как по спине побежали струйки холодного пота. Когда-то в молодости он пытался заняться верховой ездой и потерпел полное фиаско. Сервас боялся лошадей точно так же, как скорости, высоты и большого скопления народа. Дойдя до конца боксов, они увидели желтую заградительную ленту с надписью «Национальная жандармерия», натянутую метрах в двух от стены здания. Пришлось обойти вокруг по снегу. С другой стороны, снаружи огороженного лентой пространства, их дожидались Маршан, капитан Майяр и еще двое жандармов. В тени кирпичной стены виднелся большой снежный сугроб. Сервас вгляделся в него и заметил на поверхности несколько темных точек. Он содрогнулся, когда понял, что две из них были кончиками ушей, еще одна — закрытым глазом с опущенным веком. Майяр с помощниками хорошо поработали. Едва узнав о находке, они огородили все вокруг по периметру, не приближаясь к сугробу. Снег утоптали еще до их приезда, и следы оставил прежде всего тот, кто нашел голову. Своих следов они постарались не оставить. Эксперты еще не приехали, но за ограждение никто не зайдет, пока они не закончат работать.

— Кто ее нашел? — спросила Циглер.

— Я, — отозвался Маршан. — Утром, проходя мимо бокса, я заметил следы, ведущие за дом, пошел по ним, увидел сугроб и сразу понял, что это такое.

— Вы пошли по следам?

— Да. Однако, учитывая обстоятельства, я сразу подумал о вас и постарался их не затоптать. Я шел в стороне.

Сервас насторожился.

— То есть вы хотите сказать, что не прикасались к следам и никто здесь больше не ходил?

— Я запретил служащим приближаться к этому месту и заставил их обходить по снегу, — ответил управляющий. — Здесь должны быть только мои следы и той сволочи, что убила моего коня.

— Если бы было можно, я бы вас расцеловала, месье Маршан, — заявила Циглер.

Сервас заметил, как покраснел старик, и улыбнулся. Они вернулись по собственным следам и заглянули за оградительную ленту.

— Вон там, — показал Маршан на след, ведущий за стену.

Тот был очень четкий, просто мечта любого эксперта-криминалиста.

— Это его следы, а вон там — мои.

Маршан показал на свой отпечаток в нескольких метрах в стороне. Оба следа ни разу не пересеклись. Однако он не устоял перед искушением подойти к сугробу. Об этом свидетельствовало завершение цепочки его следов.

— Вы не трогали сугроб? — спросила Циглер, проследив глазами путь Маршана.

Тот опустил голову и ответил:

— Трогал. Это я расчистил уши и глаз. Я уже говорил вашим коллегам, что хотел полностью раскопать голову, но потом подумал и вовремя удержался.

— И очень хорошо сделали, месье Маршан, — похвалила его Циглер.

Маршан поднял голову. В его растерянных глазах застыла тревога и непонимание.

— Кто же мог сделать такое с лошадью? Вы что-нибудь понимаете в этом обществе? Может, все вот-вот спятят?

— Безумие заразно, — заметил Сервас. — Как грипп. Психиатрам давно следовало бы это понять.

— Заразно? — Маршан был явно сбит с толку.