Лед

Касси стояла у второго порога и моргала; глаза привыкали к внезапно нахлынувшим краскам. Оранжевые спасательные жилеты, красные парки, ярко-синие сумки, зеленые и фиолетовые канаты. Медленно цвета приобрели привычные формы, и она немного успокоилась. Груды разной утвари, стопки папок, горы одежды на столах и вокруг столов, на шкафах для бумаг… Знакомый бардак. Касси сняла верхний слой одежды. Из мастерской Оуэна доносились голоса. Она оставила рюкзак и снаряжение на своем столе и подошла к приоткрытой двери.

Сцена оказалась очень знакомой: Макс и Оуэн стояли у верстака и что-то бормотали, склонившись над деталью от двигателя. Касси наблюдала за ними, прислонившись к дверному косяку. Макс и Оуэн. Ее ненастоящие дяди. Раньше, когда они так же нашептывали над каким-нибудь куском металла, Касси обычно играла неподалеку. Она почувствовала, как губы ее растягиваются в улыбке.

— Симпатичный тостер, — негромко сказала она.

Оуэн уронил зажим.

— Надо быть осторожней с оборудованием, — спародировала она. — Оно требует бережного обращения, как новорожденный младенец.

Макс протер очки; они напоминали узор на мордочке хорька.

— Касси? Девочка! — Он перепрыгнул через козлы для пилки дров и сжал ее в медвежьих объятиях.

Макс! Она так соскучилась! Касси крепко обняла его в ответ.

— Да ты посмотри на себя, Касси, девочка!

Оуэн уставился на нее, непонимающе нахмурившись:

— Касси?

— Да, это я. Собственной персоной. Рада тебя видеть.

Она говорила искренне. Она была очень рада их видеть, прямо-таки удивительно, как рада. До этого она так много думала о родителях, что даже не представляла, каково будет встретиться с остальными членами семьи.

— Хорошо быть дома!

Она раскинула руки и вдохнула домашний запах: затхлый, зимний. Она закашлялась.

— Касси… Мы даже не знали, жива ты или умерла, — сказал Макс.

— Твоя мама не сомневалась, что ты жива, — добавил Оуэн.

Твоя мама. Сердце Касси пропустило удар. Медведь выполнил обещание. Ее мама была здесь. Здесь, живая. Касси не осознавала до этой минуты, что в глубине души все еще сомневалась. Услышав эти слова из прозаических уст Оуэна, здесь, на этой совершенно не волшебной, обычной станции… Когда сердце у нее забилось снова, оно стучало громче, словно под кожей кто-то бил в тарелки. Собственный голос звучал будто издалека:

— Где она?

Макс широко заулыбался:

— Пойдем со мной, Касси, девочка. — Он приобнял ее за плечи и провел через дверь. — Хочу посмотреть на их лица, когда они тебя увидят.

Касси позволила себя увести. Она не чувствовала, как ноги ее касаются земли; она едва видела, куда они идут. Их лица, сказал он, когда они тебя увидят. Во множественном числе. Макс толкал ее через лабораторию на кухню. Когда они зашли внутрь, он убрал руку с ее плеча.

На кухне был только один человек.

Отец сидел за столом, склонившись над записной книжкой. За его спиной на плите что-то кипело в кастрюле. Долго, долго Касси смотрела на него; она чувствовала, что внутри у нее все полетело вверх тормашками, но не могла понять, что же она думает или чувствует.

После нескольких месяцев, что она провела в обществе Медведя, ее двухметровый отец казался маленьким и хрупким. В его волосах пробилась седина, а шея под окладистой бородой морщинилась. Она уже забыла, что он седеет. Касси смотрела на него, пытаясь найти общее между этим человеком и своими воспоминаниями о нем. Как он вообще мог казаться ей таким грозным и суровым раньше? Ей захотелось подойти к нему и убрать волосы с лица. Он выглядел так… так по-человечески.

Макс прокашлялся, и папа поднял взгляд от бумаг.

— Привет, папа.

На его лице отразилось такое потрясение, точно она свалилась на кухню прямо с небес. Придя в себя, он вскочил со стула; стул упал на пол. Двумя большими шагами отец подлетел к ней и чуть не раздавил в объятиях:

— Ох, моя маленькая девочка.

Он уже много лет не называл ее так; Касси сглотнула комок в горле.

— Где мама?

Слово оставило на языке странный вкус.

Папино лицо от улыбки совсем преобразилось. Все еще держа ее за плечи, он позвал:

— Гейл! Гейл, она дома! — Он сильнее сжал ее плечи. — Гейл!

Касси услышала шаги из зала за спиной. Это мамины шаги; она бежит. Все мышцы на спине Касси застыли. Шаги замерли у двери, и отец выпустил дочь из объятий. Но она не могла обернуться. Ноги у нее прилипли к линолеуму. Она слишком давно, слишком часто мечтала об этой секунде. Чего ты боишься? спросила она себя. Обернись.

Нет, я не хочу.

А ну соберись. Обернись, черт бы тебя побрал.

Медленно, медленно, она развернулась. Столешница. Шкафы. Стена. Макс. Оуэн.

— Гэйл, — сказал отец женщине в дверях. — Это Кассандра. Касси, это твоя мама.

Зеленые глаза. Долгий миг Касси не могла думать ни о чем другом. Она смотрела на мамины глаза и чувствовала, как мозг ее вращается, словно венок полярного сияния. У нее и правда были мамины глаза.