Лед

Я-оно не заметило, как Фогель вышел, не заметило, когда Экспресс отошел от станции Екатеринбурга. Когда вскоре после того поезд проезжал на две тысячи семьдесят восьмом километре четырехгранный столб, обозначающий западную границу Сибири — тот самый тотем царской власти над Европой и Азией, весь покрытый многоязычными прощальными, молитвенными, угрожающими надписями, сотнями русских, польских, еврейских, немецких и арабских фамилий, возле которого когда-то останавливались кибитки, а семьи покидали ссыльных — когда поезд проезжал границу, я-оно валялось без сознания в горячке после обморожения. Оттепель победила в организме лед, кровь снова поступала в холодную десницу. Я-оно видело сон о трескающемся речном льде, о мощных оттепельных ручьях и Солнце, восходящем над континентами — все это снилось до тех пор, пока Солнце и вправду не взошло, и это было лето.

Глава четвертая

О сорока семи наполовину убийцах и двоих якобы бы следователях

Она победила, развернув ложечку на скатерти на девяносто градусов. Комбинация из трех фарфоровых стаканчиков парализовала масленицу. Под хлебницей пали стаканы и рюмки; смелую атаку вазочки с букетиком свежих цветов остановили броненосцы металлических тарелок. Нож затонул в болотистом варенье. Солнце падало на салфетки; тень солонки указывала на левый угол стола. Тарелки с копченостями на помощь не приходили. Хлеб был белым, с плотной текстурой. Оставалось сдать салат.

Я-оно отправилось на завтрак еще до того, как правадник начал приглашать, чтобы опередить остальных пассажиров и разминуться с ними. Теперь, когда временно повернуло стыд в собственную пользу, другой императив требовал проявить то же самое поведение: скрыться, спрятать голову, переждать. Ведь — это может быть каждый из них. Не зная, чего бояться больше, выбирало решения промежуточные. Промежуточные, косвенные решения, действия по линии наименьшего сопротивления, компромиссный выбор — тем более, тогда мы не совершаем того, что делать хотим; все делается само.

Я-оно уселось за пустым столом, кивнуло стюарду. Тот указал на часы. Оперлось плечом на раму окна; утреннее солнце стекало из-за спины теплыми волнами прямиком над зелеными равнинами, более обширными, чем небесные просторы; Богданович остался позади, до Тюмени Экспресс должен добраться до полудня, машинист старался нагнать опоздание. Зазвенели металлические оковки двери вагона-ресторана. Глянуло. Панна Мукляновичувна.

Та заговорщически улыбнулась. Видимо, она услышала из своего купе шаги и скрежет замка, от нее не скроешься. Незаметно позевывая, она мигала на солнце, которое заливало пустой вагон-ресторан.

Она присела за стол очень естественно. Я-оно поцеловало ей руку.

— Где же ваша уважаемая тетушка?

— Тетя неважно себя чувствует.

— О, надеюсь, ничего серьезного…

Девушка продолжала улыбаться; эта улыбка помнилась: чертики в глазах, чертик в уголке рта. Очень старательно она выгладила салфетку. Злое предчувствие нарастало внутри, словно пузырь гнилостных газов.

Она сплела пальцы корзинкой.

— На рассвете я встретила госпожу Блютфельд…

— Даже не стану и спрашивать.

— Вы не цените, пан Бенедикт. Али-бабе были нужны сорок разбойников.

— Смилуйтесь!

— А я вам хотела помочь, чтобы вы, бедненький, в своем одиночестве не сгорели. И перед князем храбрости добавить. Ведь как же вы всех нас обманули!

— Ладно, спрошу. И что эта ужасная женщина снова нарассказывала?

— Вы уже были графом, — панна Елена считала на худеньких пальчиках, — графом, салонным мошенником, а теперь оказываетесь ночным авантюристом, кровавым грубияном. Так кто же вы на самом деле?

Я-оно закрыло глаза.

— Как вы уже говорили.

— Ммм?

— Каждым из них, на одну десятую. Всем вместе.

— Как это?

— А откуда можно подобные вещи знать? Слушаешь других людей, повторяешь, что о тебе говорят. Или же слушаешь свои собственные мечтания и сны. Граф, авантюрист, баламут — пожалуйста. Выбирайте, что захотите. Мы в поездке, друг друга не знаем, так кто мешает поверить сплетням?

— Сплетням, — пропела она. — Сплетням. Сплетням.

Я-оно приподняло левую бровь.

— Что?

— Сплетни Frau Блютфельд не имеют с правдой ничего общего. — При этом она обвинительно покачала указательным пальцем. — Я знаю, знаю, пан Бенедикт, и не отпирайтесь. Вы с князем Блуцким задумали всю эту интригу, в Екатеринбурге пролилась кровь — все это петербургские игры, так? Так!

Я-оно размашисто перекрестилось.

— Как Господь Бог мне мил, панна Елена, позавчера, в субботу, я князя Блуцкого впервые в жизни увидел, в российской политике не разбираюсь совершенно, а к уличным авантюрам пригоден, как Frau Блютфельд для балета! Вот, до сих пор еще руки трясутся. На нас напали какие-то подвыпившие бандиты, господин Фессар может засвидетельствовать, местное жулье; чудо еще, что люди князя были неподалеку, в противном случае — дальше я бы ехал уже в гробу… Ну, и чего вы строите такие глаза!