Лэд

Прочь из огромного здания, вибрирующего от лая и визга двух тысяч собак, шагала Хозяйка. Лэд, счастливый и величественный, спешил за ней. Он знал, что едет домой, и все мучения того ужасного дня разом забылись.

У выхода Хозяйку заставили оставить залог в размере пяти долларов, «чтобы гарантировать возврат собаки в ее клетку» (в каковую, втайне поклялась Хозяйка, Лэд никогда не вернется). Потом ее уведомили, что по закону на улицах Нью-Йорка все собаки должны быть в намордниках.

Тщетно пыталась она объяснить, что на улице Лэд будет находиться только краткий промежуток времени, за который автомобиль доберется от «Гардена» до паромной переправы на Сто тридцатой улице. Привратник стоял на том, что закон не допускает исключений. И тогда, дабы их машину не остановила полиция за нарушение городского регламента, Хозяйке пришлось-таки купить намордник.

Это была большая, неуклюжая штуковина из стали и кожаных ремешков. Больше всего она походила на ловушку для крыс и огораживала нос и морду своего обладателя зловещей решеткой из блестящего металла.

Никогда за всю свою жизнь Лэд не носил намордника. Никогда, до этого дня, его не сажали на цепь. Величественный восьмидесятифунтовый колли обладал такой же свободой в Усадьбе и окрестных лесах, какой обладал любой человек, и единственными его ограничениями были лишь те, что налагали на него его душа и совесть.

Для него намордник был кошмаром. Даже столь любимое им прикосновение нежных пальцев Хозяйки, которыми она прикрепляла конструкцию к его голове, не могли смягчить его унижения. А неудобство, причиняемое намордником, неудобство, граничащее с болью, было почти столь же сильным, как унижение.

Своими до смешного тонкими белыми лапами огромный пес пытался снять с себя это орудие пытки. Он пробовал стянуть его, обтираясь мордой об юбку Хозяйки. Но все его старания привели только к тому, что налобный ремешок съехал и закрыл ему глаз, а сам намордник остался на месте.

Лэд воззвал к Хозяйке умоляющим взглядом. В его глазах не было обиды, только печальная просьба. Она — его божество. Все те годы, что провели они вместе, она щедро одаривала его нежностью, привязанностью, чутким пониманием. Но сегодня она вдруг привезла его в многоголосую обитель мучений и держала там с утра до самого вечера. А теперь — едва он покинул то отвратительное место — стала терзать его, нацепив ему на морду какое-то несносное устройство. Лэд не роптал. Он просил. И Хозяйка поняла.

— Лэд, миленький! — прошептала она, ведя через тротуар к обочине, где уже ждал их Хозяин за рулем автомобиля. — Лэд, дружок мой, мне очень жаль, что пришлось надеть на тебя намордник. Но это всего на несколько минут. Как только мы окажемся на пароме, мы снимем его с тебя и выбросим в реку. И я больше никогда не привезу тебя туда, где собаки должны носить такие штуки. Обещаю. Потерпи всего несколько минуток.

Хозяйка, вопреки обыкновению, ошиблась. Лэду предстояло носить проклятый намордник гораздо, гораздо дольше.

— Отдай ему заднее место целиком, а сама садись вместе со мной спереди, — предложил Хозяин, когда Хозяйка и Лэд приблизились к машине. — Бедняге весь день было так тесно, ему приятно будет растянуться на всю ширину сиденья.

Хозяйка была не против и, открыв заднюю дверцу, взмахом руки пригласила Лэда забраться внутрь. Один прыжок, и колли уже оказался на подушках, где и улегся. Сама Хозяйка села впереди с Хозяином. Автомобиль тронулся. До парома было шесть миль.

Теперь, когда его морда смотрела в сторону дома, Лэд мог бы проявить больший интерес к новому окружению, но всю его способность чувствовать поглотил ужасный намордник. Миланский собор, Тадж-Махал, долина реки Арно на закате — люди годами мечтают о том, чтобы их увидеть. Но покажите их человеку, у которого болит зуб или, хуже того, жмут новые ботинки, и скорее всего, на достопримечательности он обратит не больше внимания, чем Лэд — на улицы Нью-Йорка.

Он принадлежал лесу, озеру, холмам, этот гигантский колли с могучими плечами, крохотными белыми лапками, длинным коричневым мехом и скорбными глазами. Раньше он никогда не бывал в городе. Мириады сливающихся звуков сбивали его с толку и пугали. Мириады смешивающихся запахов вторгались в его чувствительные ноздри. Вихрь бессчетных многоцветных огней жег и туманил глаза. Звуки, запахи, огни для него были непривычны и неприятны — так же, как беспорядочные толпы людей на тротуарах и сутолока и давка транспортного движения, сквозь которое с большим трудом вел свою машину Хозяин.

Но самым новым и самым противным из всех новшеств этого дня был намордник.

Лэд практически не сомневался в том, что Хозяйка не понимает, как досаждает ему намордник. Никогда не проявляла она злонамеренности по отношению к нему — или к кому-либо еще, жестокость ей вовсе была не свойственна. То есть она просто не понимает. Кроме того, когда он пытался сбросить намордник, она не ругала его. Значит, ношение этого пыточного орудия — не Закон. И Лэд чувствовал себя вправе продолжить свои попытки избавиться от ненавистной штуки.