Аяз молчит. Потом потянул за рукав в сторону. В углу двора, между ёлкой и каким-то столбом — пустота, проталина, берлога размером с легковой автомобиль. Загнал нас туда, дабы не торчали на открытом месте и не мёрзли. Ну что, мудро.
Сели на корточки, чтобы задницы не морозить. Хотелось пить. Пожевал немного снега. Тишина. Внезапно, в одну секунду сердце ухнуло, слух напрягся. Ничего. Тихо. Может, нервы? Или нет? Интуиция здорово помогала нашим древним предкам.
Аяз развернулся, выполз из схрона. Лезу следом, тихонько достаю пистолет. Досылаю патрон. Предохранитель «к бою». Проверил нож-хвостовик на поясе, топор. Дышу носом. Во всяком случае, живым вы нас не возьмёте. Пидорасы.
Притаились за сугробом.
Из-за угла пятиэтажки цепочкой показались фигуры. Семеро. Гопники. Вооружённые. Да столько ж вас? Почему не замерзли все? Многовато. Аяз жестами показал, что станет на огневую позицию, его задача основная. Моя — привлечь внимание и гнать на него пока он будет работать из мосинки. Я слегка вспотел, но кивнул, татарин бесшумно удалился.
Шпана всё ближе. Один из них ускорился и нырнул в наши раскопки.
— Хорёк?
— Беня! Тут нычка! Зырь!
Столпились вокруг ямы. Метров десять до них. Один из хмырей задумчиво посмотрел на тропку следов в сторону Завода, пошептал что-то и побрёл по ним. Следопыт хуев. Оттуда отделялся и наш след в сторону проталины. Ещё дальше я — сижу за сугробищем и изображаю неинтересного снеговика.
Этот бычий выпердыш посчитал хорошей идеей нырнуть в нору головой вперед. Исследовать. Ну кто ж лезет на четвереньках в берлогу? Ствол в карман. Два шага вперед, взору открывается жопа в модных зауженных спортивных штанах с блестками. Огромным размахом обрушиваю топор в середину икры «ловца медведей». Глухой непередаваемый звук разрубаемой кости.
Мда. Мне удалось обратить на себя внимание. Оказывается, если хорошо размахнуться полутораметровым топором, то человеку можно отрубить стопу. Буду знать.
Меняю в руках пистолет и топор. Слева разрывающий мозг крик, вопль, гнев и нестерпимая боль, излитая в мерзейшем звуке. Сугроб активно шевелится. Стараюсь не обращать внимание, как быстро краснеет снег.
Выдох. Совмещаю прицельные скобы на самом крупном из стоящих. Шванг. Снова. Шванг. Попал — не попал, пора крутить педали пока не дали.
Спешу, перепрыгиваю через заборчик в сторону будки трансформатора. Там должен сесть на позицию Аяз.
Над двором гремит раскатистый выстрел. Следом целая канонада. Падаю, ползу, двигаюсь активно, ибо хочется жить.
Если бы не было так страшно, то получилось бы комично. Убегаю на всех четырех, загребая топором. Попадается твёрдый ровный участок замерзшей грязи и льда. Кувырок. Над головой снова гремит раскатистый грохот.
Поворачиваюсь, складываюсь клубком жопой на снег. Пистолет на месте. Топор у ног. В середину силуэта первого бегуна. Сердце колотится. Плавное нажатие. Шванг. Ещё раз. Прицел. Шванг. Шванг. Он делает удивленные глаза, заваливается вперед. Следующий поднимает громадную трубу, украшенную уродливым металлическим черепом, шагает навстречу. Целюсь в грудь. Не успею. Сколько у меня ещё патронов?
Выпрямляюсь, берусь за топор обоими руками.
Мой противник резв, но снег его замедляет на мгновение и эту фору я использую. Перехватил топор повыше и огромной дугой врубил ему в середину ноги.
Попал.
Ещё один громоподобный выстрел прогремел под двором. Но, не в «моего парня». Я не отслеживал результативность огня снайпера, но над ямой было шестеро, добежал до меня один.
— Ах-хаааааа, — жалобно взвыл противник, округлив глаза и немного сгибаясь.
Стрельба продолжается, как озлобленный собачий лай. Редко и гневно.
Поднимаю, замахиваюсь топором. Удар в район груди, он попытался блокировать его трубой. Фехтовальщики из нас так себе. Просто я сильнее, а оружие имеет большое «плечо» размаха. Без затей бью снова. Он падает. Добиваю сокрушительным ударом по голове. Топор соскальзывает, отвратительно откалывая кусок черепа и расплескивая содержимое. Вопреки тому, что слышал, содержимое черепной коробки показалось мне совершенно красным, а не серым.
Фух.
Последний? Удалось напарнику завалить остальных?
Где Аяз?
— Не стреляйте, фраера, я сдаюсь! — орёт последний. Не стал сражаться вместе со всеми. Крадется.
Тело болит во всех местах. Привстаю с «карачек» чтобы увидеть над сугробами недобитого гопника. Левая рука опирается на топор как на посох, правая до хруста пальцев сжимает вальтер. Предательски дожат руки, ствол ходит ходуном.
— Переговоры, малой? — ору наугад, пытаясь унять дрожь. Если не смогу целиться, не смогу стрелять. Не смогу стрелять, неромантично умру в этом грязном снежочке. — Ты из какой банды? Мы отряд Цепеша! Знаешь его?
— Какого Цепеша?
Гред-ддам. Над вселенной грохот выстрела. Поднимаю голову. Кажется, это Аяз завалил последнего оленя.
— Дракулы, твою мать, — бурчу под нос.
— Аяз? Родненький, ты где? Там же? Я иду.
Я весь в снегу, в чье-то крови, перебирая руками и ногами заползаю на трансформаторную будку, которую занял товарищ татарин.
Аяз ранен.