Лед Апокалипсиса (СИ)

Смотрит не залитым кровью глазом, улыбается, кивает. Ещё жив. Руки на животе.

Голова, лицо, всё тело в кровь. Враги стреляли наугад, но снег не защитил от пуль. Он весь изранен, последнего врага застрелил уже на останавливающемся сердце.

Подполз к его лицу, ловя последние вздохи. Не задавая вопросов, прильнул ухом к его губам.

— Брату передай, люблю его.

Аяз умер. Не было конвульсий, он просто затих.

Привстал на коленях, положил ему в руки трехлинейку. Как говорил Лермонтов — «он встретил смерть лицом к лицу, как в битве следует бойцу». И, с оружием в руках.

Дрожащими руками попытался вытереть кровь с лица. Повернул глазами к небу, откуда падали снежинки.

* * *

Привел меня в чувства Иваныч. Выглядело это как пара затрещин по мордасам. Оказывается, я сидел над телом и слегка раскачивался, обнимая топор.

Он без слов понял, что случилось, щупал, проверил нет ли на мне новых не предусмотренных изготовителем отверстий. Потом залепил приводящую в чувство оплеуху.

После — принялся командовать.

Тело татарина спустили. Грузили содержимое гаража, парни обыскивали убитых. Отыскали и принесли мой тесак (оказывается, выронил).

Тот парняга с отрубленной в сугробе ногой — пытался уползти, преодолел метров пятьдесят. Судя по масштабу кровавого следа, истёк кровью. Трупы врагов раздели почти до трусов, забрали ценности, нашли два «Макарова», обрез и две странные кустарные конструкции, вроде самострелов. И полные карманы патронов 5,45 к ним.

Кровавые следы заносило снегом.

Аяз погиб. Дошли до цеха, мы с Иванычем вызвали Хана. Хоронить. Он был буквально убит горем. На наших глазах с его лица спала улыбка. Позвал жену. По исламской традиции и уважению к покойному мы похоронили его в тот же день. Хан читал молитву, жестами показывал, что и как делать.

При помощи навигатора нашли направление Мекки чтобы усадить лицом к ней. Хан омыл тело, завернул в чистую ткань.

Мы с Иванычем (вообще могли нагнать для этого толпу студентов, но ограничились только собой) раскопали снег на кладбище, долбили окаменевшую землю, копали традиционную «сидячую могилу».

Пока руки трудились, думал, что кроме личного горя есть две новости: первая, жители домов замерзли, вторая, гопники — нет.

Время тринадцать двадцать. Когда вернулись в цех, услышали сказанную шепотом новость — Алик умер.

Сил испытывать какие-то чувства по этому поводу не было.

Меня встречали мои парни. Молчаливые. Губы поджаты. Вручил Кабыру винтовку.

— Жаль, что Аяз тебя не научил. Никого не успел. Он умело стрелял. Всех убил. Ты это, не прими за дискриминацию, не обижайся, но северные народы рождали великих стрелков-снайперов. Нам они теперь очень нужны. Ты теперь наш снайпер. Может, другое оружие тебе добудем. Потом.

Кабыр принял винтовку молча, серьезно и, как мне показалось, с легким вздохом.

Глава 7 Большая прогулка

Ни отчаянья, ни стыда

Ни теперь, ни потом, ни тогда.

А. Ахматова

Ночь. Кто меня остановит?

Правильно, никто.

День тринадцатый, время начало второго. Минус тридцать три. Ветра нет, но снег валит щедро.

Суставы ноют, кожу саднит, но дыхание ровное, желудок вполне себе сыт. Маска охотника, она же «лыжника». На морду жирный крем от мороза. Сверху до низа шеи — балаклава, единственная белая (забрал себе, несмотря на возмущения). И белая же шапка из искусственного меха. Комбез зеленый, тут ничего не поделаешь. Берцы, начистил их ранее найденным бесцветным кремом, три слоя носков. Рюкзак, топор в петли-крепления на спине, пистолет (сам почистил и смазал), тесак (Иваныч мне его подточил), фонарик, бинокль, зажигалка (работает), рация под куртку, перчатки вязаные тонкие, рукавицы замшевые, на шею белый пушистый шарф с цветочками, слегка подсевший телефон-навигатор во внутренний карман.

О том, что ухожу, предупредил дежурного по цеху, он удивился, но вида не подал. Первая попытка ночного рейда.

Клацнул засов шлюза. Поправил рюкзак. Дышу в шарф. Он покроется сосульками и вообще надо придумать дыхательную систему похитрее. Ничего. Погнали.

Спальный район. Туда можно скатиться с одной из разрушенных стен бывшего первого цеха (обратно только вокруг, через «основной ход»). Для начала хочу подтвердить своё самое чёрное подозрение — все умерли. Бреду тихо, неспешно. Смотрю по окнам. Ни огонька, ни движения, ни дымка. Мертвый сюрреалистичный мир. Итак вывод — все или почти все жители Спального района замерзли насмерть.