Лед Апокалипсиса (СИ)

Спать в ледниковом периоде это отдельное искусство. Многие научились шить. Грубо, большими стежками. Лично я носил комплект цыганских иголок и небольшой моток толстых чёрных ниток. Из имеющихся одеял, с большим нахлёстом скоро и привычно шил нечто наподобие спальника. Не мешка, туда трудно залезть и вылезти, а именно спальника. Такой гигантский «уголок», сшитый из двух-трех слоев одеял. Скреплено снизу и сбоку, удлиненный чтобы укрываться с головой. Ложишься на одеяло, сверху тоже оно, ноги не торчат, всё зашито. Под спальник подушку местного происхождения. Одна сторона просто запахнута, надо вылезти — раскрываешься, офигеваешь от холода, вылазишь. Совсем уж голыми тоже не спали, в походе так вообще только скинув комбез, в термобельё. Ну и оружие. Пистолет на предохранителе, чтобы во сне не застрелиться, топор (или катана, или копьё, у кого что — под боком). Печь перед сном натоплена, вентиляция уменьшена, но заслонка должна быть открыта, иначе угорим во сне, надышимся угарным газом и не проснёмся.

Кровати есть, но в спальне, на стали их трогать. В условном зале — парни легли на разложенный диван (что неплохо), я развернул раскладное кресло, отдав должное советской практичности в мебели. Хотя в крайнем случае положил бы на пол шкаф и спал на нём. Потребность в мягкой перине давно ушла в прошлое.

* * *

Глухой треск вырвал из сновидения как неделикатный пинок по филейной части, после которого подаешь с пирса в воду.

Не выбираясь из одеяла — сел. Руки машинально извлекли пистолет, щелчок предохранителем, второй рукой довожу патрон. К бою надо быть готовым раньше, чем разберешься что к чему.

Темноту вспороло шипение и вспышка римской свечи — фаера в руках Кабыр, который оказался присевшим за своим диванов. Глаза нестерпимо болели, но то, что я увидел заставило их тут же расширится.

Волк. В дверном проёме стоял здоровенный волк.

Дамц, дамц, дамц! Не задумываясь, луплю его в середину силуэта. Вскакиваю, перехватываю ствол обоими руками. Зверь дернулся ко мне. В голове звенящая пустота, никаких мыслей, одни инстинкты. В свете огня стреляю ему в голову. Раз, два, три. Сдохни! Сдохни! Хватаю топор, выворачивающим сустав движением не рублю, а скорее пинаю. В другой бок уже впивается копью Кабыра и «сабля» Дениса.

Стоим полуголые, обернувшись полукругом в сторону дверного проема, ведущего в крошечный коридор, оттуда в «холодную», которую поэты серебряного века романтично называли «сени», откуда припёрся наш ночной гость.

Денис кинулся зажигать фонарь, направил луч туда. В электрическом свете блеснула пара жёлтых глаз. Раньше, чем бы я принялся опустошать свой и так исхудавший магазин глаза тувкнули и исчезли.

— Прикрываю вход! Приготовится к бою! — Я стал посреди дверного проема с занесенным топором, чтобы парни смогли как следует собраться. Потом они отодвинули меня и ринулись вперёд. Загремело, кто-то опрокинул наше ведро-нужник.

Никакого боя не было. Когда мы оказались снаружи, то обнаружили множество следов на снегу. Волки выкопали (в точности как собаки) дыру к нашей норе, прошли по ней, отжали двери и пришли в гости. Сколько бы зверей не было, потеряв первого, возможно вожака, они ушли. Вот тебе и безопасная стоянка. Твою мать. Ещё и шесть патронов потратил на одну шавку — подумал я с досадой.

— Время четыре сорок девять, — озвучил я и погнал всех вниз. Сдается мне, волки сегодня не вернуться, а простужаться резона нет.

Раньше, чем я озвучил вопрос о том, будем ли мы есть собачатину, Кабыр принялся волка разделывать. Видимо ввиду тотального дефицита мяса, моральная сторона его уже не волновала. Плюс густая шкура. Никогда такой не видел. Только воняет будь здоров. Нам с Денисом осталось только помогать, в том числе вдвоём оттащить кишки подальше от дома, залезть в другой вскрытый вчера дом, оттуда в подвал и бросить их там. Они могут привлечь хищников. Был бы банальный мусорный мешок, завязали бы в него.

Спать не легли. Денис решил, что с поисками в деревне можно завязывать, стали грузить с ним всё ценное в биндюгу. Кабыр кашеварил частью мяса. Они отчаянно смердило, что его совершенно не смущало. Пока таскали и грузили, прошло часа три. Выпили кофе, приступили к волчатине. А что, жесткое как голенище, но есть можно, не воняет почти. Выварилось. Ну или мы принюхались и оголодали. Большая часть мяса была разложена по пакетам, в холщовый мешок и ушла в телегу.

Тронулись в восемь, в сторону Цеха, сытые и довольные что живы. Скушать он нас захотел. Ха!

* * *

— Не хочу продавливать решение своим авторитетом! Пусть народ выскажется, — медленно произнес Иваныч и отпил чай из здоровенной алюминиевой кружки, чтобы показать, что всё сказал.

Мы сидели в командирском кабинете и переваривали варианты в связи с угрозой нападения. Теперь, когда я переспал с этой новостью, с ней прибавилась мысль о том, что, в сущности, угроза налёта банд никогда и не исчезала. С того дня, когда одинокий гопник пытался меня оприходовать монтировочкой. Интересно, он сам-то ещё жив? Помнит, как я его избил? Вряд ли, месяц выдался насыщенный.