Лед Бомбея

Забыв о миллионах голодающих... Иногда мне кажется, что отсутствие в Индии привычки к традиционному европейскому туалету больше всего угнетает здесь западных туристов. Сами же они пребывают в самодовольной уверенности, что любое дерьмо, которым загажены их собственные пляжи, очищено специальными химикатами и абсолютно стерильно. Европейское дерьмо в отличие от индийского обезличено. Оно не ваше дерьмо и не мое, оно утратило свою идентичность. На Западе мы с брезгливостью и омерзением взираем на отходы собственного тела. Мы слишком привыкли легко избавляться от них, смывая их и предоставляя другим, далеким от нас и неизвестным нам людям делать за нас всю грязную работу по уборке наших экскрементов.

Как только поезд тронулся, я вытащила микрофон и выставила его в окно, чтобы записать жесткий скрежет, раздающийся при отпускании тормозов. Совсем неподалеку женщина у колодца – ее узкая худощавая фигура, удлиненная медным сосудом для воды на голове, казалась ожившим талисманом – наблюдала за отходившим составом с таким видом, словно никогда прежде не видела поездов, как будто они не проходили мимо ее колодца по нескольку раз на день в течение многих десятилетий, точно эта загадочная, похожая на громадную гусеницу конструкция явилась в ее мир из какого-то бесконечно далекого будущего.

2

На следующее утро я выехала на такси вместе с группой студентов из маленькой гостиницы, в которой остановилась. Они высадили меня в Сонавле, где обитали те хиджры, что забрали тело Сами. Они жили над общественной баней в трех километрах от святилищ Хаджра и Барла и в десяти километрах от студии Проспера.

Здания здесь были в основном одноэтажные. Те из них, владелец которых мог себе это позволить, были выкрашены в глянцевитый ярко-лазурный или пурпурно-акриловый цвет, те же дома, чьи владельцы победнее, были просто побелены. На перекрестке четырех главных улиц четыре похожих на ракеты индуистских храма из белого мрамора венчали четыре угла главной площади городка, напоминая судки для соли и перца в стиле «арт деко».

Над крышами домов возвышались другие храмы, и остатки того, что производило впечатление древней храмовой резьбы, пунктиром прочерчивали стены недавно построенных жилых домов. Там, где какой-нибудь американский городок разместил бы череду уличных заведений, посвященных поклонению священному «Маку», божеству «фаст фуд», в этом городишке теснились придорожные алтари Ганеши и Шивы, предназначенные для искателей легкой духовной поживы, религиозного «быстрого питания».

В бане работали подтянутые мускулистые женщины, напоминавшие бегуний на марафонскую дистанцию. Они жестом показали мне дорогу через внутренний дворик и затем вверх по лестнице в затененную деревьями, прохладную, чистенькую комнатку, как будто явившуюся из моего деревенского детства. Окна не больше полотенец для умывания в толстенных стенах, покрытых голубоватой побелкой, усиливающей ощущение прохлады. А сверху по стенам идет роскошный живописный фриз из белых вьющихся цветов и листьев. В одном углу комнаты стянутая веревкой койка, на нее в несколько слоев сложены стеганые одеяла, и над всем этим – маленький алтарь Богине-Матери.

Кроме этого, комната набита всякой неуместной здесь пошлостью: пластиковые вазы с роскошными букетами из искусственных цветов, телевизор, не извлеченный по какой-то причине из фабричной упаковки, яркие лубочные миниатюры с Шивой на стенах, перемежающиеся с не менее яркими бутылками дешевых иностранных ликеров.

Все четыре женщины встретили меня, хором произнеся негромкое: «Намаете». Одна из них прикрывала лицо краешком сари, но я все-таки сумела разглядеть его изящные черты, настолько тонкие, что с трудом можно было поверить в то, что когда-то она была мужчиной. Напротив, руководитель и гуру этой колонии по имени Бина оказалась на несколько сантиметров выше меня, с широкими черными бровями, громадной тяжелой челюстью и настоящим боксерским носом, хорошенько потрепанным не в одном десятке боев. Внизу мне уже сообщили, что она неплохо говорит по-английски.

– Это вас удивляет? – спросила она. – Большинство из нас неплохо говорит на нескольких языках, так как мы много путешествуем по стране. И далеко не все – выходцы из низших каст. Я сама происхожу из среднего класса, из семьи торговца и изучала английский в колледже. – Она налила мне чаю. – Знаете ли, вы не сможете увидеть тело Сами, и я даже не имею права обсуждать с вами подробности ее похорон. Это секретная часть наших ритуалов.

– Я просто хотела задать несколько вопросов по поводу того, почему, как вам кажется, Сами оказался в Бомбее.

– На протяжении последних пяти или шести лет ей очень нравился Бомбей. Сюда она приезжала только отдыхать и затем без всяких предупреждений отправлялась туда опять... Сегодня здесь, завтра уезжает и общается там со всякими дурными людьми.

– А что это были за дурные люди, Бина?