Лед и пепел

— В том–то и дело, что нет, — возразил Сузюмов. — Авиация, базирующаяся в Северной Норвегии, и частично подводные лодки. А немецкие тяжелые боевые корабли, но данным нашей разведки, на трассу следования конвоя PQ‑17 так и не выходили. Покрейсировав у берегов Норвегии, видимо опасаясь английского флота и наших подводных лодок, они вернулись на свою базу в Нарвик. Кстачн, подводная лодка К-21, которой командует Николай Александрович Лунин, пробралась сквозь ограждения немецкого флота и выпустила три торпеды по линкору «Тирпиц». но результаты атаки неясны. Корабль дотащился до Нарвика.

— Выходит, Черчилль не хотел рисковать своим военным флотом, а бесноватый фюрер — своим? За все же расплатился караван PQ‑17… — промолвил Орлов.

— Создана специальная англо–советская комиссия по расследованию этого беспримерного инцидента, Георгий Константинович, — ответил Сузюмов.

— А люди, а танки, автомашины, самолеты, которые ждет Северный фронт?

— Потери огромные! В караване одних автомашин было более трех тысяч, танки, самолеты. Вся доставляемая военная техника из США — это четыре процента по отношению к вооружению, создаваемому нашей промышленностью, однако и эта капля в данный момент ощутима. Главное же, союзнички отказываются посылать следующие караваны до наступления полярной ночи…

— Так, значит, ни второго фронта, ни помощи вооружением! — перебил я Сузюмова.

— Адмирал Паунд, — спокойно продолжал Евгений Матвеевич, — еще в мае этого года в письме к командующему американским флотом адмиралу Кингу, с циничной откровенностью писал: «Арктический конвой становится для нас камнем на шее». В этих словах — суть точки зрения английского высшего военно–морского руководства на караваны, следующие в Архангельск и Мурманск. Но английские и американские моряки и офицеры показывают образцы беспримерного мужества и отваги. Этому пример — караван РQ‑17. Ведь ни один транспортный корабль не повернул обратно, когда их бросили боевые корабли охраны…

Он кончил. В приемной долго стояла тишина, лишь настенные корабельные часы продолжали четко и неумолимо отстукивать невозвратные секунды.

— Ну, мы пошли, — тихо проговорил Орлов. Сузюмов хотел что–то ответить, но только молча наклонил голову. В дверях нас догнал его голос:

— Три фута под килем!

В этой традиционной фразе моряков всего мира звучало доброе пожелание счастливого полета, здоровья, удачных дел, а «три фута» мы мысленно перевели на те двадцать пять метров над препятствием, которые не раз спасали нас при разведке льдов в тумане.

Спустя час мы уже шли на бреющем полете над тайгой, скрываясь в складках рельефа от возможного нападения истребителей противника и их разведчиков, которые в целях расшифровки местоположения наших аэродромов пытались пристраиваться у нас в хвосте и следовать до места посадки.

В кабине жарко. Пахнет хвоей и парами бензина. Самолет летит так низко, что верхушки деревьев волнами разбегаются, а стекло пилотской кабины покрывалось жирным слоем разбивавшихся насекомых, мешающих обзору. Вскоре тайга начала редеть. Огромные, заболоченные пятна тундры и россыпь озер все больше и больше вытесняли зеленое однообразие. Сотни, тысячи озер и озерков всевозможных форм и оттенков синего цвета, соединенных между собой извилистыми речушками и ручейками, создавали хитроумный и сложный лабиринт, в котором запуталась бы сама мифическая Ариадна, несмотря на ее знаменитую нить.

Но вот, наконец, море. Холодное Баренцево море. Далеко осталась земля. Самолет идет низко, почти над гребнями разгулявшихся волн. В кабине чувствуется солоноватая прохлада. Все наше внимание — на море и на воздух. В любую минуту, с любой стороны могут появиться хищники с пауками свастик на крыльях, или всплывет подводная лодка. Сергей Наместников не выходит из своей башни, и наши глаза до боли впиваются в серо–зеленую зыбкую поверхность моря. Пока все спокойно. Наш одинокий самолет стремительно скользит над враждебной поверхностью воды.

Орлов затягивает песню. Его сочный сильный баритон вольно разносится по кабине. На душе становится легко и ясно,

Что ищет он в стране далекой,

Что кинул он в краю родном?..

— Корабль впереди, слева под тридцать градусов! — раздается голос Сергея в наушниках.

— Кто? Свой, чужой?

В бинокль я вижу небольшую парусно–моторную шхуну.

— Похожа на гидрографический бот типа «Темп», — говорю я Орлову, беря управление на себя и передавая ему бинокль.

Юра внимательно рассматривает корабль и с облегчением отвечает:

— Точно! Один из наших гидрографических ботов, «Темп» или «Нерпа».

— Отчаянный кораблик! — с восхищением говорит Кекушев.

— Куда же его черт несет? Ведь в этом районе барражируют немцы, — злится Орлов.

— Может, туда же, куда и нас? Его курс прямо на Новую Землю, — говорю я.

— Подвернем? Посмотрим и порадуем ребят, — просит Николай.

— Нет, Коля. Во–первых, напугаем, во–вторых, дешифруем себя. С этого расстояния вряд ли они нас видят. А, кроме того, флага нет. Могут и угостить!