Лёд и порох (СИ)

— Тихон Иванович, я не припоминаю, чтобы разрешал госпоже Осетровой участвовать в Ваших изысканиях. — хищно прищурился столичный чин.

Братолюбов замер нашкодившим щенком.

— Федор Андреевич, не сердитесь. Я только хотела посмотреть на…

— На мертвеца. И пообщаться с его духом. Хватит уже испытывать терпение Вашего папеньки, езжайте домой.

И парочка удалилась под тяжелым взглядом Фохта. А мне вот очень любопытно, что это за доморощенная ведьма с папенькой, которого Фохт явно знает.

Димка ухмыльнулся и широким жестом махнул на полмира.

— Ищи.

А это уже интересно. Федор словно сбросил что-то неуловимо-городское и хищно осмотрелся. У Люськи был шанс, если бы она не начала строить глазки жениху, а я как внедрилась вглубь гигантской расщелины старой сосны, так и не высовывалась с самого начала разборки. Вот инспектор обошел несколько куда более перспективных мест, которые я отвергла из-за ненужного перфекционизма и даже начал нехорошо коситься на командира.

— Ну ладно, поищи нашу графиню, а мы пока погуляем. — вот же редиски.

Ушли. Над этим распогибельным местечком нависла тишина. Даже птицы не пели — все же они поумнее людей, и в раннюю весну не поверили.

— Ксения Александровна, Вам помочь спуститься?

Щас, я на такие шутки с раннего школьного возраста уже не ведусь. Он подходит к моей сосне и протягивает руку. Не глядя. Но я-то гордая, столько времени промучилась здесь, могу и сама спуститься. Хорошо, что поймал.

— Я сам на этом дереве прятался. Дмитрий меня даже не сразу нашел. — гордо произнес он.

Посмотрели друг на друга: он весь такой городской, гламурный и я — с раскрашенным грязью лицом, в обновленной кикиморе — рассмеялись. Да, сейчас, когда весь мир так далеко, хочется побыть живыми, наслаждаться сиюминутным. На его лице рассыпались лучки тонких морщинок у висков, удивительные эти ледяные глаза вдруг теплеют от искреннего смеха. Руки бы еще отпустил. Принюхалась — и поняла причину благодушия. Надеюсь, от ящика выпивки, который мы привезли с собой, еще хоть что-то осталось.

— Спорим, не догонишь? — и что же мне в голову приходит.

Куда ему, в городских-то туфлях, да еще под градусом. Но недооценка врага — роковая ошибка, Хакас всегда так говорит. Он испытующе исследует дно моих глаз, наконец выпускает из объятий, снимает пальто, сюртук, разминает суставы. Хорошо, мне тоже есть что сбросить лишнего — и на землю летят кикимора, куртка. Остаюсь в штанах, тонком свитере, вязаном жилете. Даже без корсета — вообще одичала в деревне.

— То есть все же скучаете по этим Вашим джинсам? — ехидно уточняет он.

Мы несемся по высохшим трупикам листьев, громко ломая ветки, срезая углы привычных маршрутов, и вот я уже оторвалась, оказавшись на какой-то безвестной полянке. Где я и куда теперь идти? Безмолвие леса не вызывало паники, как и наличие духа мертвеца. А вот своих порывов стоило пугаться. Отдышалась и практически торжествовала победу, когда из-за дерева на меня рухнула серая тень.

— Нельзя расслабляться. — вот мало было нам одного Димы.

И покатились по траве, причем он одновременно блокировал все попытки сопротивления и защищал меня от ушибов. Сначала я еще пыталась вырваться, лягнуть его побольнее, но опять же, уроки Хакаса у него прошли не зря, а учил его Дима явно всерьез.

Небо и земля сменили место несколько раз, а я все смотрела в эти глаза. Так близко, так доступно. Настоящий разбойник. Волосы растрепались, вспотевший, с диким взглядом, сквозь сорочку чувствую, как бьется сердце и вижу пульс на шее.

Только приоткрыла рот, чтобы сказать что-нибудь разумное, глядишь, и сама бы прислушалась, но у нас дуэт, и сегодня не я веду. Он впился в губы так, что стало ясно — эти четыре месяца он обо мне вспоминал, да еще как. И снова небо и земля меняются местами, раз, другой, третий, оставляя тропинкой отдельные части гардероба. И, стыдно признаться, мне это нравится. Именно неправильное, запретное, эмоциональное. В таком же темпе мы докатываемся до небольшого овражка, где я натыкаюсь рукой на что-то липкое и склизкое.

— Черт!

Федя отрывается от меня и по лицу понимает, что дело серьезнее, чем неудобная поза. У нашего подснежника нарисовался товарищ.

* * *

И вот как в плохом кино — мы судорожно застегиваем одежду над протухшим трупом, помечаем место находки платком на ближайшем дереве, стараясь не смотреть друг на друга возвращаемся к нашей засаде, собираем вещи и бредем к усадьбе.

— Нам нужно поговорить. — выдавливает он.

— Да. Обязательно. — и когда я начну вести себя разумно?

Спотыкаюсь, он подхватывает меня и более не выпускает руку из своей.

Возвращались мы под недоуменные взгляды всей семьи.

— Анна Степановна, извольте послать за господином Братолюбовым.

Я без лишних слов ухожу в мыльню, где переодеваюсь под прищуром сестры.

— Поговорили?

— Не успели. — бурчу я, до сих пор пребывая в шоке от событий дня.

— Так покувыркаться ты с ним успела, а поговорить — нет?

Оттираю следы разлагающихся тканей.

— Да ничего мы не успели. Там в лесу еще один труп. Очень, знаешь ли, весомый аргумент для перемены темы. — и хорошо, что он все же попался.