Лед тронулся

Все облегченно выдохнули. Особенно обрадовался тактичности сына Михаил Леонидович — ему здесь еще и работать, и доставать продукты для семьи. Для друзей. Вадим давно догадывался, что отец берет продукты в магазине по одной цене, а друзьям отдает с небольшой наценкой. Особенно это относилось к водке „с винтом“. И хотя Вадима это впрямую не касалось, все равно было как-то неприятно. С другой стороны, каждый выживал, как умел. Рассчитывать на гонорары Вадима Михаил Леонидович не мог. Хотя в деньгах, попроси он Вадима, нужды бы не было. Но отец привык зарабатывать сам, и от сына зависеть никак не желал.

Дальнейший разговор принял характер эстафеты ругани в адрес власти. Каждый соглашался со всеми и не пропускал своей очереди. Напоминало игру в города, только выигравшим становился не тот, кто назвал последним город на „А“ или „С“, а тот, кто наиболее хлестко уколол родные партию и правительство за то, что те делают. Точнее, не делают.

Через час обе машины — и Вадима, и Михаила Леонидовича были загружены „под завязку“. Коробки с шампанским, боржоми, тушенкой, консервами лосося, тунца в томате заполнили багажники и задние сиденья „жигулей“.

В процессе освобождения от нежеланных купюр Вадима ждали два сюрприза — один приятный и один — отнюдь. Неприятный заключался в том, что ящик с водкой, естественно, винтовой „Столичной“, ему достался только один. Виной тому стали начальник городского ОБХСС и городской прокурор. Они не только сами приехали затовариться и „скинуть“ полтинники и сотки, но еще прихватили свое областное начальство. Денег у визитеров оказалось предостаточно, и брали они только водку и коньяк. Поэтому для Михаила Леонидовича удалось „зажать“ лишь один ящик.

Приятный же сюрприз преподнес Вадиму советский народ. Молва разнесла, что обменивать будут все деньги. Это сейчас только пятидесяти и сторублевые купюры. А на следующей неделе под замену попадут четвертные. Потом — десятки! Народ бросился избавляться от любых денег, независимо от их достоинства. Скупали все подряд, вплоть до уксуса и лаврового листа. Выручка гастронома за один день сравнялась с двухнедельной.

Благодаря этому Вадим без труда обменял оставшиеся после расплаты за продукты деньги на более мелкие купюры. Настроение резко поднялось. Мало того, что за один день он избавился от двадцати тысяч в никому уже не нужных полтинниках и стольниках, так еще и возвращался домой с семью тысячами „нормальных“ денег. Плюс две тысячи из Пассажа. Итого — девять.

Вдруг Вадима будто током прошибло. На кой черт он закупил столько выпивки и консервов, когда в гастрономе можно было просто поменять деньги?! И что ему теперь со всем этим стеклом и железом делать?

И тут Вадима осенило! Мысль была столь неожиданной, столь фантастической, что он физически почувствовал, как по телу пробежала быстрая дрожь.

Машкина реакция на папину идею была вполне логичной — „Я тоже хочу!“. Получив жесткий отказ, помочь Вадиму в ее осуществлении она все же согласилась. Вначале пришлось объяснить дочери, как снимать видеокамерой. Не просто включить кнопку записи, а медленно переводить объектив с места на место, плавно приближать и удалять объект съемки.

Вадим прибег к простейшему приему, которому его научил продавец-пакистанец в Нью-Йорке, проникшийся симпатией к русскому, так страстно торговавшемуся за лишние двадцать долларов. Двадцатку пакистанец, конечно, не уступил, но зато дал Осипову запасную батарею и показал, как надо правильно снимать. Секрет был прост — тогда и зритель тоже разглядит. И все!

Машка, хитрая бестия, заявила о праве на тренировку и убежала к себе в комнату. Поснимать. Вадиму ничего не оставалось, как согласиться. Тем более, что и ему требовалось время на подготовку.

Лена вышла поболтать к соседке и вскоре должна была вернуться. Вадим заткнул сливное отверстие ванны пробкой. Открыл первую бутылку шампанского и опорожнил ее в ванну. Вторую, третью. Услышав хлопки вылетающих пробок, прибежала Машка. Навела на отца видеокамеру и стала снимать. Четвертая бутылка, пятая, восьмая. Ванная наполнилась винным духом.

Вадим вылил уже двадцать бутылок, но достаточной глубины шампанское не давало, — погрузиться в него Ленка явно не сможет. Вадим со страхом стал прикидывать, сколько еще бутылок потребуется и сколько у него в наличии. Еще было две коробки. И две у родителей.

В этот момент вернулась Лена.

— Что вы тут делаете?

— Готовлюсь должок вернуть! — игриво сообщил Вадим.

— А я фиксирую этот исторический момент на пленку, — встряла Маша.

— Какой должок? — Лена переводила взгляд с батареи пустых бутылок, с ванны на Вадима, на дочь, опять на пустые бутылки.

— Я тебе ванну шампанского обещал, если защитишься? В Америке был так, суррогат. А теперь пора и по-настоящему!

— Так оно же холодное! Я туда не полезу! — проявила невиданный прагматизм Лена.

Вадим растерянно замер. Открытая и готовая к переливанию в ванну бутылка шампанского зависла в его руке. Машка с интересом наблюдала за немой сценой, но потом поняла, что снимать надо сейчас не маму, а удивленное лицо папы, и перевела камеру.