Читаем Лед тронулся полностью

— Вадик, неужели ты сам не понимаешь, что это неинтеллигентно? Купечество какое-то — ванна шампанского, — начала Илона, не успел Вадим снять пальто и стряхнуть снег с ботинок. — Откуда это в тебе?

— От отсутствия комплекса неполноценности, столь характерного для советской интеллигенции! — вмиг огрызнулся сын.

— Ну при чем здесь это? И вообще, какая разница между советской интеллигенцией и интеллигенцией вообще?

— Огромная! Прежде всего, замечу тебе: во всех языках мира есть слово „интеллектуал“ и нет слова „интеллигенция“. Это чисто наше, „расейское“ понятие. Но главное в другом. Главное, что досоветская интеллигенция не просто сама себя уважала, как это делаем мы, а заставляла власть уважать себя. Мы же только заискиваем перед ней.

— Почему ты такой злой сегодня? — стушевалась под напором сына Илона.

— Потому, мусь, что мне надоело все время считаться с общественным мнением, как правило, тупым и мещанским. Потому, что я сам добился всего и сам буду решать, что мне можно делать, а что нельзя!

— Общественное мнение — это очень важно! Оно-то, как правило, верным и оказывается.

— Ага! Пример с Сахаровым тебе напомнить? Сначала общественное мнение его клеймило, зато теперь сделало чуть ли не святым.

— Это было не общественное мнение, а Агитпроп ЦК КПСС. Мы всегда считали…

— Перестань, ты сама говорила, что Сахаров не просто романтик, а романтик опасный, вовлекающий других людей в жернова советской машины.

— Я этого не говорила…

— Конечно! Бабушка Аня говорила! — В голосе сына звучало столько сарказма и агрессии, что Илона предпочла сменить тему.

— Дело не в том. Я просто боюсь за тебя. Если про ванну шампанского кто-то узнает, у тебя будут огромные неприятности.

— Слушай, Ельцин уже полгода как официально вышел из КПСС. И ничего. Жив-здоров. Народным героем стал.

— Ты, я надеюсь, из партии выходить не собираешься? — Глаза Илоны наполнились неподдельным ужасом.

— Увы, нет, — Вадим потух. Но вдруг гордо вскинул голову и почти как клятву юного пионера произнес: — Зато членские взносы я уже три месяца не плачу и больше платить не буду.

— Правильно! Фига в кармане — это по-нашему! — вступил в разговор, зайдя в прихожую, Михаил Леонидович. — Кстати, это патентованное средство противодействия власти именно советской интеллигенции. Сделать что-нибудь такое, о чем никто, не дай бог, не должен знать, бояться, что проведают, но самому несказанно гордиться своей смелостью!

— Так ты считаешь, что Вадик правильно поступил с шампанским? — Илона перенесла атаку на мужа.

— Правильно-неправильно, но я жалею, что сам в свое время до такого не додумался! — Михаил Леонидович нежно поцеловал жену.

Илона поняла: воспитательная беседа не складывается.

— Да ну вас. Вадим, ужинать будешь? У нас харчо и язык с кукурузой.

— Харчо не буду — это равносильно супружеской измене. Извини. А язык — да!

— Изменить жене с собственной матерью на гастрономическом фронте — действительно смертный грех, — окончательно увел разговор в безопасное русло Михаил Леонидович, Он уже предвкушал доброе семейное застолье. Тем более, что ему харчо в исполнении Илоны нравилось больше, чем в Ленином.

Глава 10

Вот уже пятнадцать лет Стэн поднимался в шесть утра. Четыре раза в неделю его команда выпускников Гарвардского университета в 6,45 садилась в гребную „восьмерку“ и ровно час гоняла по Потомаку. В любую погоду.

Состояла команда из двенадцати человек. В конце месяцa каждый подавал капитану свой график присутствия на тренировках на следующий месяц. Конечно, случались и неожиданные сбои. Но крайне редко. График, как правило, соблюдался строжайшим образом.

Люди в команде собрались непростые. Четыре сенатора, три конгрессмена и пять юристов, причем один из них член Верховного Суда США. Тех, кто ушел в бизнес, не брали. Этому неписаному правилу стукнуло уже лет сорок.

Если случалось, что на тренировочный день претендовало больше восьми бывших гарвардцев, участника определял капитан команды. Однако американская страсть к четким правилам исключала всякий волюнтаризм с его стороны. Приоритет имел тот, кто раньше закончил университет. По этой причине Стэн мог никогда не волноваться по поводу поддержания своей спортивной формы. Он значился седьмым по году выпуска и для него всегда находилось место в лодке. Не пользоваться такой привилегией было просто невозможно, вот и приходилось, хочешь — не хочешь, вставать в шесть утра. Много лет Стэн и в свободные от спорта дни поднимался в то же время — вошло в привычку.


Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже