Лед тронулся

Несколько дней прошли в подготовке похорон, сборе документов, в том числе и из прокуратуры, вынесшей поста новление об отказе в возбуждении уголовного дела, затем — милиция, судебно-медицинская экспертиза. Оказалось, похоронить человека, покончившего с собой, было много сложнее, чем просто умершего.

Наличие предсмертной записки от бабушек Ани и Эльзы скрыли. Но это мало помогло. Старушки ходили как в воду опущенные. Бабушка Аня вдруг сразу как-то перестала говорить лозунгами, а бабушка Эльза ехидничать и саркастически отзываться об окружающем мире. Обе присмирели, бродили по квартире Осиповых-старших с поникшими головами и почти не разговаривали.

Спустя несколько дней, Илона заметила странную метаморфозу. Обычно, когда Анна Яковлевна приезжала к ним погостить, ее мама всем своим видом выражала недовольство вторжением противника на ее, Эльзину, территорию. И никакие могла дождаться, когда, наконец, классовая антагонистка уберется восвояси. Постоянным предметом издевок Эльзы в адрес Анны Яковлевны в такие «гостевые» периоды был вопрос, а не соскучилась ли та по американскому флагу, символу мировой победы капитализма? Дело в том, что старая большевичка Анна Искра жила в коммунальной квартире в доме напротив посольства США. Из единственного ее окна открывался вид на главный вход американского представительства с огромным развивающимся флагом.

А тут ситуация изменилась. Пару раз Эльза Георгиевна как бы невзначай бросала фразу, что Ане сейчас одной очень тяжело, мол, надо предложить погостить ей подольше.

Михаил Леонидович возражать не стал, его такой вариант абсолютно устраивал. Эльза замкнулась на его матери и, соответственно, куда меньше доставала его своими советами и воспитательными разговорами. И хотя за тридцать пять лет он, конечно, научился пропускать все это сотрясание воздуха мимо ушей, так все равно было лучше.

Однажды Михаил Леонидович стал случайным свидетелем разговора двух старушек. Он работал с документами, присланными Вадимом, а в соседней комнате, забыв прикрыть дверь, бабушки вели очередной нескончаемый философский разговор.

— Понимаете, Эльза Георгиевна, то, что сделала Лиза, это не просто слабость, это отказ от выполнения долга. Старческого долга!

— Нельзя так, Анна Яковлевна, нельзя! Ну невозможно все поступки человека сверять с понятием долга, обязанности, жизненного предназначения. Человек слаб. Да и что это такое — старческий долг?

— Старческий долг — обязанность доживать свою жизнь. Ходить по поликлиникам, дожидаться, когда выросшие внуки вспомнят о тебе и навестят. Хоронить друзей, прошедших с тобой всю жизнь. В конце концов, осмыслить наконец свою собственную жизнь!

— А вы осмыслили?

— Я — да! Я, Эльза Георгиевна, всегда делала только то, во что верила! И если меня обманывали, не я в этом виновата! Я жила честно!

— Так вы верили тому, что вам говорили, а не себе. В этом ваша трагедия.

— Я верила себе. А внутри себя я верила тому, что мне говорила партия.

— Вот-вот! Я и говорю, что для вас, большевиков, партия заменила религию. А Ленин — Бога. И со Сталиным та же история!

— То есть?

— Если бы вы знали религиозный догмат, то сообразили бы, что я имею в виду. Хорошо, объясню. Дьявол был одним из ангелов, или апостолов, уже не помню. Но он исказил учение Бога, и тот его низверг в ад. Вот с тех пор дьявол стал противником Бога, а был союзником. Так и ваш Сталин. Был союзником Ленина, а потом его объявили врагом.

— Ну да! Партия сама разобралась с этим предателем. Я и говорю, что он нас обманывал. Меня тоже. Но напомню, при нем меня и посадили. Так что я пострадала от его режима!

— Дорогая моя Анна Яковлевна! Сначала вы ему служили верой и правдой, а потом вас посадили. Значит, не тому служили и не в то верили!

— А вы, Эльза Георгиевна, во что верили всю жизнь? В мужа? В дворянское прошлое? Или в царя-батюшку?!

— Я верила в Бога! В бессмертную душу и в Страшный суд. И мне мало чего можно предъявить, хотя и я не безгрешна!

— Ну, думаю, любовные грехи-то вам простят! — Анна Яковлевна почувствовала, что она победила в споре. Вот такого безобразия, как греховодничество с белыми офицерами, за ней точно не числилось.

— Знаете, дорогая моя, лучше грешить с благородными чистыми мужчинами, чем с немытыми красноармейцами. Или вам больше нравились комиссары в кожаных куртках? — Эльза довольно улыбнулась. Приятные воспоминания не только не мучили ее совесть, но, наоборот, ублажали память в минуты полного одиночества и забвения.

— Ну, знаете, на вкус и цвет товарищей нет! — с такой же улыбкой неожиданно мягко выйдя из боевой стойки, отозвалась Анна Яковлевна. И тоже ушла в воспоминания. Себе-то что врать? И ей было что вспомнить…

Михаил Леонидович понял, что так дальше он работать не сможет. Встал и закрыл дверь.

Глава 4