Благословенная чернота окутала все вокруг, замерцала точками и уступила место светлому пятну. Симель подпрыгнула на кресле — огонь! Но это был огонь в камине, а вокруг не просторы Благодатной долины, а стены Хаубера, королевского замка. Горящая деревня жила лишь в во сне, а здесь дышала тишиной богатая комната, дремал старый король, а единственным разбойником был неугомонный сверчок.
Дыхание короля едва слышалось — долгий вдох и резкий, тяжелый выдох. Мучимый болями, он подолгу не мог уснуть и погружался в короткий сон только ближе к рассвету. Симель взглянула на окно — небо побледнело, первый луч уже всплыл за Господничьим холмом и осветил плоскую вершину, так непохожую на пики ее родных гор. Когда свет коснется балдахина над кроватью, король проснется, но она будет молчать, уважая его право начать свой день не раньше первых колоколов.
Симель толкнула полено носком ботинка, яркая искра стрельнула в дымоход. Проклятая усталость. Этот сон только так и приходил, когда она, разбитая, едва смыкала веки. Стоит лишь склонить голову, всего на минутку, и…
Она встряхнулась прежде, чем красная пелена вновь поглотила сознание, но гневный крик Хави успел обжечь слух. Симель встряхнулась и потерла веки. Хави никогда не кричал — тихий, мягкий, всегда готовый угодить. Но в ту ночь он на какое-то мгновение превратился из доброго пухлощекого юноши в настоящего лорда, наследника земли Бержей. Наверное, он был прав, когда звал бросить старика и преследовать шайку. Но она была права тоже. И голову Фрейцера добыла тоже она.
Король издал хриплый звук, как будто подавился.
— Ваше величество?
Он не ответил и задышал снова ровно. Симель хотела было встать, но удержалась — Вилиам Светлый не любил, когда вскакивали на каждый вздох и суетились у кровати. В этом он походил на ее отца, но только тот сначала причитал, что нависающие тени его душат, а потом — что никто не слышит его зов. Это, конечно, было неправдой — вокруг всегда дежурили сиделки, как дежурила теперь у короля Симель, — но он звал только сына. А сын прийти не мог.