«Вот зараза! – мысленно выругался Николай. – Отомстила» … Он встал и подошел к епископу.
– Благодарю, – имперец пожал ему руку. – Но мне еще сказали, что вы поете замечательно. Было бы неплохо начать вечер доброй песней.
– Без инструмента не получится, – попытался соскочить Несвицкий.
– А что вам нужно? – не отстал епископ.
– Гавайская гитара укулеле, – сообщил Несвицкий, будучи уверен, что такую здесь точно не найти.
– Степан Андреевич? – епископ глянул на Кривицкого.
– Дарья Николаевна? – начальник госпиталя обратился к сестре-хозяйке.
– Есть, – доложила та, вскочив. – Осталась после пациентки – ее из школы вместе с инструментом привезли. А родственники забирать не стали – больше некому на ней играть.
– Принесите! – велел Кривицкий.
Через несколько минут Несвицкий держал в руках светло-коричневую укулеле. Как ни странно, но он умел на ней играть. Случилось это так: внучка захотела иметь гавайскую гитару, и Несвицкий подарил ей инструмент. Но внучка быстро охладела к музицированию и вернула укулеле деду. С год та валялась в кладовой, а потом Несвицкий, не терпевший в доме барахла, решил попробовать на ней играть. Как раз он овдовел, и времени хватало. К тому ж занятия отвлекали от горьких мыслей. Он смотрел уроки в интернете и терпеливо повторял. Удивительно, но научился. Нет, музыкантом он не стал, но повторить мелодию к любимым песням получалось.
Вздохнув, Несвицкий тронул струны. Покойся с миром, девочка, хозяйка инструмента. Эта песня в твою память.
Он повысил голос:
Николай повторил припев и ударил по струнам:
Простые, безыскусные, но такие выстраданные слова этой песни, сочиненные офицером-ополченцем, сложившем голову на день Победы в другой реальности, заставили зал замереть. Лица офицеров построжели, глаза женщин налились влагой. Николай в который раз удивился результату своего исполнения. Он не знал, что тому причиной его голос – мягкий, бархатный, но в тоже время по-юношески звонкий. Голос перепал ему от прежнего владельца тела, сам Новицкий в прошлой жизни не пел, а ревел словно олень во время гона.
Николай смолк и поклонился. Зал взорвался аплодисментами, многие хлопали стоя.
– Благодарю, – Несвицкий снова поклонился и, подойдя к столикам, протянул гитару сестре-хозяйке.
– Оставьте себе! – покрутила головой Дарья Николаевна. – Здесь она никому не нужна, а вы хоть играть умеете.
– Забирайте! – поддержал ее Кривицкий.
За стол Николай вернулся с укулеле.
– Не знал, что играешь и поешь, – сказал ему князь. – Да еще так здорово!
– То, что вы не знали, Борис Иванович, понятно, – хмыкнула Марина. – Во второй раз видитесь. Удивительно, что не знала я.
Она сердито посмотрела на Несвицкого, тот в ответ пожал плечами. Положение спас епископ, провозгласивший тост:
– За победу!
Все дружно поддержали. На время за столами воцарились лишь звон бокалов и звяканье приборов о тарелки. Особым угощением гостей не баловали: холодные закуски, котлета с макаронами, местное вино в графинах – в республике его производили. Крепкого спиртного не имелось. «Ну, и правильно, – подумал Николай. – Не затем людей собрали, чтоб напиться». В этот миг к ним присоединились Галя и Акчурин. Проскользнув между столов, они тихонечко расположились на свободных стульях. Лица парочки сияли. «Предложить им, что ли, пожевать лимон?» – хмыкнул про себя Несвицкий.
– Что мы пропустили? – тихим голосом спросил татарин, наполняя из графина два пустых бокала.
– Начальство с речью выступало, – сообщил Касаткин-Ростовский. – Николай нам спел. К слову, замечательно. Пили за победу.
– Ну, начальство ладно, – не расстроился татарин. – А вот песню я б послушал.
– Но зато вы рассказали Гале сказку, – не замедлила Марина. – Вижу, что она довольна.
– Я старался, – по лицу Акчурина не скользнула даже тень смущения. – За женщин пили?
– Нет еще, – сказал Несвицкий.
Акчурин встал.