Альмина, не забывшая привычек сестры милосердия, немедленно спросила, подвергалась ли его форма фумигации и прошел ли он дезинфекционную обработку от вшей. Обработка от вшей, обязательная на борту судов, транспортировавших мужчин с театра военных действий, являлась процедурой значительной, поскольку наличие насекомых весьма неприятно. Тем не менее Порчи был обескуражен. Они не виделись более двух с половиной лет, и за это время произошло так много. Юноша возмужал, Альмина же сроднилась с ролью уважаемой сестры милосердия; поэтому неудивительно, что потребовалось некоторое время для осознания происходящего, и с ее губ слетело подобающее случаю приветствие. Ее сын вернулся домой живым и здоровым, в то время как – и это слишком хорошо было известно Альмине, – столь многим молодым людям выпала печальная судьба.
Семья пришла в восторг от его возвращения. Не обошлось без краткого периода волнений, когда вскоре после прибытия у Порчи случился приступ аппендицита, но Альмина быстро приняла меры, как и при заболевании мужа в прошлом году. Она устроила, чтобы ее драгоценного сына прооперировал сэр Беркли Мойнихэн, а затем лично проследила за его выздоровлением дома, в Симор-плейс.
Лето 1919 года странным образом соединило в себе возвращение к нормальному существованию и ощущение, что ничто уже не может стать таким, как прежде. Альмина искала новые выходы для своей энергии, но пока была счастлива выхаживать Порчи; лорд Карнарвон испытывал бесконечную радость от возможности вновь вернуться к раскопкам. Элси занималась новым проектом по восстановлению речи, а Ева была восторженной восемнадцатилетней девушкой в самый разгар сезона дебютанток, но некоторые в этой семье, как и по всей стране, пребывали в глубоком отчаянии.
Обри ожесточился, совершенно лишившись каких бы то ни было иллюзий в результате увиденного на мирной конференции в Версале. Дипломат чувствовал, что Англия «привязана к хвосту[51]
всей этой континентальной ненависти». Во время заседаний в Версале Обри, как правило, ужинал с Т.Э. Лоуренсом, который пытался заставить правительство Великобритании выполнить обещания, данные в ходе войны. Их коллега, писатель и эксперт по политике Среднего Востока, Гертруда Белл, писала, что все это было кошмарной неразберихой. «Вы видите ужасные вещи, которые должны произойти, и не можете шевельнуть пальцем, чтобы предотвратить их».Мирный договор был заключен 28 июня 1919 года в Зеркальном зале Версальского дворца. Ему предшествовали месяцы споров, в течение которых растаяли надежды многих народов и самоопределяющихся наций. Средний Восток поделили среди союзников на сферы влияния с катастрофическими последствиями, сохраняющимися до сегодняшнего дня. Немцы потеряли часть территорий, что спровоцировало глубокую обиду, и сверх того были оштрафованы на миллиарды и миллиарды золотых марок. Франция твердо намеревалась господствовать над своим соседом, а Великобритания хотела возмещения своего огромного военного долга. Уровень репараций, востребованных союзниками, многими был сочтен чрезмерным, не только в Германии, но и такими личностями, как Джон Мейнард Кейнс, главный представитель казначейства на переговорах. Эта сумма была снижена в 1924 году и еще раз в 1929-м, но к тому времени Германия уже сочла себя униженной, и до избрания Гитлера оставалось всего четыре года.
По мере того как Версальская конференция шла к завершению, многие из друзей Карнарвона по Египту приехали в Хайклир на уик-энд по случаю верховых скачек. Летний сезон вечеров вновь расширялся, и впервые за эти годы Хайклир готовился к приему десятков гостей. Стритфилду, все еще пребывавшему в должности кастеляна замка, было велено проследить, чтобы уровень приема не снизился. Ему оставалось служить всего три года. Стритфилду исполнилось шестьдесят три, и он начал сдавать. Но кастелян был таким же педантичным, как и прежде, и команда лакеев не подводила его.
Однако все уже изменилось. Да и могло ли быть иначе, если довоенный мир, тот политический и общественный фон, который признал бы четвертый эрл, исчез навсегда? Миллионы людей погибли на службе старому режиму, а общественная обида и горе подогревались жестокой экономией вкупе с рецессией. Карнарвон отметил в гостевой книге по поводу этого вечера: «бега» и «забастовка». В 1919 году их было великое множество. Почти полмиллиона рабочих хлопчатобумажной промышленности вышли на улицы в июне, полицейские покинули свои посты в августе, а в сентябре пришла очередь железнодорожников. Жалованье было низким, а рабочих мест – мало: обманутые в своих надеждах ветераны просили милостыню на улицах.