Леди Джейн

– Если бы только поскорее, мамочка, – не унималась Пепси. – Знаешь, мадемуазель Диана говорит, что леди Джейн делает большие успехи, но ей необходимо заниматься дома. Я не могу смириться с тем, что девочка будет отставать потому, что нет фортепиано. А ведь на мадам Жозен рассчитывать нечего... Мамочка, ты же потом могла бы продать его. – И Пепси пустилась красноречиво доказывать, что при благоприятных обстоятельствах из леди Джейн получится настоящая артистка. – Ее надо учить сейчас, пока пальчики еще гибкие; ей необходимо играть часа по два в день... Не надо мне моих денег, лишь бы я знала, что мы сделали для нее все возможное! Мамочка, милая, обещай, что скоро купишь фортепиано! Обещаешь?

Мадлон обещала постараться, потому что и она всем сердцем желала Джейн добра. Что же касается Пепси, то она не остановилась бы ни перед какими жертвами, чтобы доставить удовольствие леди Джейн.

Но не одни Мадлон и Пепси любили девочку почти материнской любовью. С первого же дня, как девочка-сирота заглянула в грустные, измученные глаза Дианы д’Отрев, для этой одинокой женщины открылась новая жизнь, и новая надежда озарила ее унылые дни. Присутствие ребенка ее несказанно радовало. Будь ее воля, Диана бы совсем не отпускала от себя девочку, ведь самыми счастливыми были для нее те часы, которые она проводила со своей маленькой ученицей. Будто в восхитительном сне сидела Диана рядом с Джейн у фортепиано и смотрела, как тонкие пальчики бегают по клавишам, или же пела вместе с девочкой старинные баллады. Джейн никогда не огорчала ее, всегда была послушна, понятлива и так мила, что даже ворчливая мать Дианы ничего не могла сказать против нее. Старая графиня тоже привязалась к девочке. Чем больше мать и дочь узнавали леди Джейн, тем больше удивлялись тому, что она могла быть в родстве с такой женщиной, как мадам Жозен.

Вначале креолка всячески старалась втереться в семью д’Отрев, и мать с дочерью были вынуждены дать ей решительный отпор. С подчеркнутой вежливостью ей дали понять, что если они и принимают племянницу, это еще не значит, что будут рады и тетке.

Мадам Жозен молча проглотила обиду, но в душе поклялась, что так этого не оставит. «Я покажу им, как пренебрегать мною! Нищая важничает! Погодите, мадемуазель Диана, дайте срок – все узнают о том, что мне Мышка рассказала про вас!.. Ишь, гордячка! Воображает, что я позволю оскорблять себя».

Пока она строила планы мести, мадам д’Отрев и Диана обдумывали, как бы вырвать ребенка из когтей старой ведьмы.

– Ужасно, что девочка во власти этой женщины, – говорила Диана. – Тут какая-то тайна, и мы должны ее раскрыть. Будь у нас лишние деньги, я бы непременно наняла адвоката... Конечно, если эта Жозен действительно ближайшая родственница, у нее есть законные права на малышку, которых никто не оспорит; но я думаю, что девочку можно было бы выкупить. Мне кажется, эта Жозен за деньги на все готова.

– Пустое, Диана! Что ты с девочкой будешь делать? – заметила осторожная мадам д’Отрев.

– Вы, мама, ее удочерите, а я буду воспитывать.

– Все это одни фантазии, мой друг. Денег у нас нет и никогда не будет. И потом, страшный риск брать ребенка, тем более что неизвестно, кто были ее родители. Я и сама думаю, что тут есть тайна, и была бы рада, если бы она разъяснилась. Но это не наша забота, у нас и своих довольно.

– Ах, мама, что вы говорите! Неужели бедностью можно оправдать эгоизм?! – воскликнула Диана с упреком в голосе.

– Что делать, мой друг! Так всегда бывает. Бедному только и остается, что думать о себе. Кто еще о нем подумает? Правда, ты и в этом случае исключение – ты больше думаешь о других, чем о себе. Взять хотя бы эту птицу... Мадам Журдан обязана заплатить тебе за нее.

– Мама, чем же она виновата? Она не смогла продать птицу. Несправедливо вводить ее в убытки. Не ее вина, что на птицу нет покупателей. Она ведь не заказывала мне новую модель. Что же делать, если мне работа не удалась!

– Удалась, Диана! Работа превосходная – птица как живая.

– Мадам Журдан говорит, что покупателям не нравится клюв, – робко заметила Диана, – и шею находят слишком длинной.

– Это только доказывает, как мало они смыслят в орнитологии, – сердито отозвалась мать.

– Да я уже решила больше не браться за новые модели. Буду мастерить своих утят и канареек, и довольно с меня.

– А разве я не остерегала тебя с самого начала? – не унималась старуха. – Я всегда говорила, что ты слишком честолюбива, Диана.

– Ваша правда, мама, я слишком честолюбива, – поспешила согласиться дочь.

Прошло около года с того дня, как мадам Жозен перебралась на улицу Добрых детей. В одно августовское утро, когда тетушка Моди сидела в своей молочной, занятая приготовлением сливочного сыра, туда зашел Пэшу и положил перед ней на стол маленький сверток.

– Открой, – сказал дядюшка Пэшу.

– Сейчас, – приветливо улыбаясь мужу, ответила тетушка Моди, – дай только залить форму и вымыть руки.