– Погоди, может, они у нас и заговорят, – отозвался Пэшу. Он взял у жены часы и, открыв верхнюю крышку, показал ей что-то на внутренней стороне крышки.
– Это должно навести нас на след, – загадочно сказал он. – А пока спрячь их и никому про них не говори. Даже Мадлон. И вот еще что: последи-ка за этой Жозен...
– Ах, Пэшу, ты ее не знаешь! Она хитра и ни за что себя не выдаст. Я давно за ней слежу, да толку мало. Вот если бы мы могли нанять сыщика, тогда другое дело.
– Нанимать сыщика нам не по карману; но, может, мы и без сыщика нападем на след.
– Хорошо бы, а то ведь эта ведьма так обижает бедную крошку! Бедняжка никогда не жалуется, но у меня сердце болит, когда гляжу на нее. За это лето она очень изменилась – похудела, осунулась. Старуха Жозен нисколько о ней не заботится. Если бы не Мадлон с Пепси да не мадемуазель д’Отрев, бедняжка совсем бы зачахла. Наше молоко – тоже ей поддержка: Пепси сама не пьет, только бы девочке больше досталось.
– Почему бы тебе не брать ее к нам? – спросил Пэшу. – Играла бы с нашими ребятами... С ней ведь никаких хлопот!
– Я и хотела ее брать, да старуха Жозен не отпускает. Держит ее взаперти, даже к Пепси и мадемуазель Диане стала редко отпускать, они обе жаловались. Мне кажется, старуха боится, как бы девочка чего не порассказала. Теперь, когда она стала старше, она может запросто припомнить такие вещи, которые мадам Жозен хотела бы держать в тайне.
– Вот что, жена, – сказал, помолчав, Пэшу, – у меня есть план. Только будь терпеливой и дай мне время.
Тетушка Моди пообещала.
Мадам Жозен является с визитом к Диане д’Отрев
Не прошло и трех дней после покупки часов с бриллиантами, как прекрасным ранним утром в садике у мадемуазель Дианы совершенно неожиданно появилась мадам Жозен. Вид у нее был серьезный и вместе с тем дерзкий. После нескольких вступительных вежливых фраз она вытащила из бокового кармана тугой сверток и высокомерно проговорила:
– Извольте получить по счету.
– О чем вы, мадам Жозен? – холодно поинтересовалась мадемуазель Диана. – Насколько мне известно, у нас с вами никаких счетов нет.
– Я вам должна за музыкальные уроки леди Джейн. Вы занимались с ней несколько месяцев, и за это вам причитаются деньги.
– Позвольте, мадам Жозен! Тут, наверно, какое-то недоразумение, – дрожащим от возмущения голосом возразила мадемуазель Диана. – Я не предполагала брать деньги за обучение, я занималась с девочкой ради удовольствия. По собственному желанию. Как вы могли подумать, будто я жду за это плату!
– Я была совершенно уверена, что ждете. С какой стати стали бы вы учить леди Джейн даром, если я в состоянии платить за уроки? – с этими словами мадам Жозен раскрыла сверток и дерзко подала пачку банкнот мадемуазель Диане. – Вы в таком затруднительном положении, что вам нельзя отказываться от денег. И я очень рада, что могу расплатиться с вами. Вы действительно хорошая учительница музыки. Я вполне довольна успехами моей девочки.
В первую минуту ошеломленная такой наглостью мадемуазель Диана утратила дар речи, но вспомнив, что ей, дочери графа д’Отрев, просто неприлично вступать в объяснения с какой-то торговкой, вскинула голову и сухо произнесла:
– Очень сожалею, что вы приняли меня за учительницу. Благодарю вас, но повторяю – я не учительница.
– А я все-таки настаиваю, чтобы вы приняли от меня деньги. – К великому удивлению мадемуазель Дианы, мадам Жозен снова протянула ей толстую пачку банкнот.
– Уверяю вас, это невозможно, – отчеканила Диана. – Позвольте отворить вам калитку.
– Хорошо, – надменно отвечала старая креолка, – но знайте, что отныне я не позволю моей племяннице ходить к вам. Если ей нужно брать уроки, я найду учительницу. Но не такую гордую, чтобы считала унижением получать плату за труд.
– Неужели у вас достанет духа отказать нам в этой радости – видеть временами леди Джейн? Мы так к ней привыкли, – сказала мадемуазель Диана, едва сдерживая слезы. – Впрочем, это ваше дело.
– Я не позволю моей девочке бегать целыми днями по улице, – заявила мадам Жозен. – У нее и манеры стали хуже. Пусть сидит дома.
Едва кивнув, старуха захлопнула за собой калитку.
Бедная Диана несколько минут не могла двинуться с места. Разговор с посетительницей происходил вдали от окна спальни, где еще лежала в постели старушка-графиня, и та плохо его расслышала.
– Диана! Диана! – раздраженно прокричала она. – Что этой женщине нужно? Кто ей позволил приходить к нам так рано?
– Она приходила по делу, maman, – ответила Диана, торопливо смахивая слезы.
– По делу? Я была уверена, что у тебя нет никаких дел с этим народом.
– Она вообразила, будто я рассчитываю получить деньги за уроки.
– А я тебя остерегала – ты будешь раскаиваться в том, что пустила к себе девочку, – проворчала графиня.
– Нет, maman, я не раскаиваюсь. Я горько сожалею, что больше не увижу леди Джейн. Ведь эта Жозен решила запереть ее в доме и никуда не пускать!
– Вот-вот! Этим она прежде всего тебя оскорбила!
– Могла ли она меня оскорбить, maman. Разве мы с ней равны?