Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь

У Гревилла прекрасная родословная, но не слишком большое состояние, как-то вести светскую жизнь он еще мог, но для будущего этого мало. Надежда только на дядю, брата матери лорда Гамильтона, который уже много лет представлял Англию в Неаполе при дворе короля Обеих Сицилии. Лорд Гамильтон весьма состоятелен, но главное — у него потрясающая коллекция художественных ценностей и нет наследников.

Супруга лорда Гамильтона Кэтрин, с которой они прожили больше двадцати лет, очень больна, а лорд уже немолод, дети у них едва ли будут, потому единственным наследником может быть только Чарльз. К племяннику лорд Гамильтон относился прекрасно, у них очень много общего, прежде всего страсть к коллекционированию, правда, картины и древние артефакты Гревиллу не по карману, он собирал больше минералы, но сама страсть одного коллекционера другому всегда понятна. Коллекционер коллекционеру всегда друг, даже если они претендуют на один и тот же предмет.

Дядя любил племянника и заверял Чарльза, что в завещании уже назвал его единственным наследником. В этом отношении можно быть спокойным, но ведь, пока жив дядя, самому Гревиллу нужно тоже на что-то жить и собирать свои коллекции.

Чарльз вспомнил, как удивилась Эмма, разглядывая его коллекцию минералов:

— Чарльз, а зачем ты собираешь эти камни? Разве их мало валяется под ногами? У нас в Хавардене разных камней полно, может, следовало привезти для тебя несколько?

— Это не просто камни, а редкие минералы, такие под ногами не валяются.

— Ну да, редкие! Точно вот такой серый я видела в Хавардене. Правда, правда! Выбросила, потому что он попал с кусками угля.

Гревилл только махнул рукой:

— Не рассуждай о том, в чем не разбираешься.

И римские черепки приводили Эмму в ужас, потому что тратить деньги на битую, да еще и много столетий назад, посуду она считала неразумным.

— Неужели разумней поить шампанским лошадей?

— Объясни, чем это ценно, я пойму.

— Для этого надо хоть чему-то учиться.

— А ты не мог бы учить меня?

Мог и учил, вернее, нанял учителей, но успехи Эмма делала только в рисовании и пении. Все восторгались ее идеальным голосом и слухом, ее умением схватить суть изображаемого предмета и прекрасным видением мира. А вот грамматика упорно не давалась, даже за речью она уже следила, но писала все так же невообразимо.

Гревилл засадил ее переписывать книги и заставлял писать себе письма, приводившие его в ужас. Правила грамматики отскакивали от Эммы точно градины от крыши кареты. Бывают люди, обладающие природной грамотностью, которым не нужно учить правила, они и без того чувствуют, как писать. А бывают подобные Эмме, они могут вызубрить все правила и ответить без запинки, но при этом писать будут: «…Чарльз я уж так стараюс падстроица и быть как ты».

Эмма зря боялась, Джордж Ромни все понял с первого взгляда и сделал вид, что не знаком с женщиной, зато действительно пожелал написать ее портрет.

С того дня поездки в мастерскую художника, на Кавендиш-сквер стали еженедельными, но всегда совершались в сопровождении матери, и писал Ромни с Эммы только лицо, для тела позировали другие.

Эмма старалась не давать своему покровителю ни малейшего повода для недовольства. Чтобы следить за своей речью, она разговаривала медленно и вдумчиво, много читала и пересказывала книги. Это помогло, ее успехи в освоении правил хорошего тона, в пении и музыке были огромны, особенно хвалили за идеальный слух и голос. Пению Гревилл учил Эмму, просто чтобы доставить удовольствие ей самой, это не могло принести никаких дивидендов, а вот к Ромни водил не просто так.

И все же однажды он допустил ошибку. Желая сделать Эмме приятное, он повез подопечную в Ранелах. Это было большой ошибкой, Чарльз не учел, что в минуты вдохновения Эмме наплевать на любые правила приличия и на любые запреты.

Сначала девушка с изумлением оглядывала роскошно оформленный в азиатском стиле зал, потом, затаив дыхание, слушала волшебную музыку и пение. В ротонде по вечерам устраивались концерты из отдельных номеров, а в самом парке частенько балы-маскарады и фейерверки. В Ранелахе бывали даже члены королевской семьи.

Конечно, Гревилл выбрал день поскромней, когда никакого бала не предвиделось и все ограничивалось только концертом.

Сначала Эмма вела себя прекрасно, после первого же замечания она прекратила крутить головой по сторонам словно флюгер на ветру, не ойкала и не держала рот открытым. Когда полились первые звуки музыки, девушка была настолько поглощена ею, что даже перестала задавать Чарльзу дурацкие вопросы. Зато красоту его спутницы уже заметили, что, честно говоря, не слишком понравилось Гревиллу. Он уже дал себе слово больше никуда не водить Эмму, столь приметная девушка не могла укрыться даже в тени беседки. Если б он только знал, что последует! Наверняка Чарльз утащил бы Эмму домой еще до начала концерта.