Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь

— Послушайте меня внимательно и не отвергайте сразу. Я не молод, не красив, не сказочно богат. Но у меня есть достаточно всего, чтобы огранить вашу красоту. Эмма, вы не глупы и прекрасно знаете, что огранка огранке рознь. Она бывает временной, такую предложил вам мой племянник. — Сэр Уильям сделал останавливающий жест, заметив, что Эмма собирается что-то сказать. — Подождите, сначала я.

Он встал, прихрамывая прошелся по комнате, остановился почти рядом с ее креслом. Пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо, но почти сразу она опустила голову: сидеть в такой позе было просто неудобно. Гамильтон не возражал, он говорил не только ей, но и себе тоже:

— Эмма, да, я немолод и для вас малопривлекателен внешне. Но молодой человек возьмет от вас все, что ему понадобится, и ничего не даст взамен, кроме ночных ласк. Знаю, что это немало, что молодому телу нужно молодое тело, знаю, что на свете есть любовь и что может так статься, что вы полюбите по-настоящему. Так вот, если вы полюбите по-настоящему, я не буду препятствовать. А сейчас, пока вы ни в кого не влюблены, — не воображайте, что сгораете от страсти к моему племяннику, будь это так, вы не остались бы у меня ни на день, — позвольте мне огранить вас. У вас есть природная красота и немало талантов, я уже успел в этом убедиться. Но вы совершенно необразованны, хоть Гревилл и старался чему-то научить. Нет, для этого нужны серьезные учителя и серьезная учеба. Уметь пользоваться столовыми приборами и не ковырять в зубах после еды еще не все, и даже по-королевски подавать руку для поцелуя или разливать чай мало. Вы красивы, слов нет, но нужны еще знания, даже столь хорошенькая головка, как ваша, Эмма, не должна быть пустой.

А девушка вдруг… расплакалась.

— В чем дело, я вас обидел?

— Я… не виновата, что мне нельзя было учиться… я не виновата, что мало знаю…

— Я научу! Вернее, не я, а нанятые учителя!

— А… чем я должна платить?

— Пока просто тем, что будете хорошо учиться и услаждать мой слух и взор. И не только мой. Если поймете, что я вам не противен, попробуем жить вместе, а если поймете, что вообще терпим, то… станете леди Гамильтон.

Эмма вытаращила глаза на посла:

— Вы хотите на мне жениться?

— Завтра — нет. И даже послезавтра тоже. Во-первых, вы сами должны понять, устроит ли вас старый муж, не будет ли это золотой клеткой. Не подумайте, что я столь великодушен, просто мне не хочется, чтобы моя молодая супруга меня ненавидела. Во-вторых, я буду честен: общество должно привыкнуть к мысли, что вы его часть не в качестве дамы полусвета, а в качестве супруги посла Великобритании, что, согласитесь, не одно и то же.

Девушка откровенно хлюпнула носом, что вызвало у Гамильтона легкую улыбку, он склонился над рукой своей «гостьи»:

— Так вы согласны принять от меня огранку?

— Только огранку…

— О!.. Вы строптивей, чем я думал. Но я согласен. Только запомните одно, Эмма, учить вас будут серьезно, денег в руки я вам не дам или почти не дам, вы не способны их ни экономить, ни разумно тратить, не хочу, чтобы мы через месяц остались нищими. Все остальное будете иметь сполна.

— А мама?

— Миссис Кэдоган будет жить с вами, если сама того пожелает. В качестве кого — определите вы. Давайте обсудим, чему вас учить. А еще, может, мы могли бы перейти на «ты»?

— Вы переходите, а я пока по-старому, можно?

— Ты прекрасно сказала, дитя: «по-старому». Ты права, я почти стар телом, но, поверь, молод душой. Итак, я намерен пригласить учителей пения, рисования, будем учиться играть на фортепиано и говорить по-итальянски. А еще читать, пожалуйста. В моей библиотеке много достойных книг, бери любую. Чарльз писал, что ты любишь читать. — Гамильтон почувствовал, что зря упомянул племянника, потому что в глазах прекрасной женщины тут же появилась грусть. Он постарался поскорей продолжить: — Позже мы поедем путешествовать по Италии, здесь столько всего, что должен увидеть образованный человек.

Они так и не перешли на «ты», Эмма не смогла, все же разница в возрасте и происхождении с Гамильтоном была большой, а сам лорд говорил ей «ты» лишь изредка, не желая эту разницу подчеркивать. В семьях аристократов не принято тыкать даже слугам…

Вечером Эмма рыдала на груди у матери:

— Мама, я так люблю Чарльза! Но он бросил меня, а лорд Гамильтон обещает сделать образованной…

Мать гладила прекрасные волосы своей дочери, уговаривая:

— Не всегда любовь к молодому и красивому приносит радость, часто только страдания. Может, и лучше, что тебя полюбил вот такой — образованный и богатый. А что он годится в отцы… так это ничего, больше будет баловать.

— Но я не могу стать любовницей лорда, что на это скажет Чарльз, вдруг он отвергнет меня из-за этого?! И неблагодарной быть тоже не могу. Что мне делать?!

— О, синьор! Это немыслимо! Это великолепно! Белиссимо! — Тонкий голос кастрата Априле, который занимался с Эммой музыкой, буквально дрожал от восторга! — Столь чудного голоса, столь совершенного природного дара я не встречал! Синьоре Эмме будет рукоплескать вся Европа. Вы правильно сделали, что определили для нее карьеру певицы!