Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь

Компании действительно удалось добраться до Анкона, переправиться в Триест, причем на русском корабле, где Эмма, Нельсон и лорд Гамильтон едва не умерли от морской болезни, а потом доехать до Вены.

В Вене их встречали с восторгом, было множество приемов и праздников, в том числе в имении князя Эстергази, которому в свое время пришлось спасаться из негостеприимного Неаполя вместе с королевской семьей и Гамильтонами. Князь прекрасно помнил услугу, оказанную Нельсоном, а также мужество леди Гамильтон во время страшного шторма.

Помня страсть Эммы к пению, князь устроил в честь именитых гостей концерт, не предупредив о приготовленном сюрпризе.

Лорд Гамильтон все же был настолько утомлен, что не смог присутствовать, но Эмму с Нельсоном это ничуть не смутило, они вполне могли обходиться и без мужа-рогоносца. Князя Эстергази тоже не смутило, он привык к любым выходкам леди Гамильтон. И все же слегка обиделся, когда пара, не дослушав концерт, вдруг отправилась за карточный стол играть. Дочь Эстергази пришла в ужас, но Эмму это нимало не смутило. Они играли удачно и выиграли за ночь почти четыреста фунтов!

Потрясая деньгами, леди Гамильтон смеялась:

— Ну вот, а муж твердит, что я умею лишь тратить!

Когда ей шепнули, что концерт был необычным, ведь оркестром дирижировал сам Иосиф Гайдн, Эмма едва не последовала примеру своей подруги-королевы — с трудом удалось удержаться от обморока.

— Что же вы сразу не сказали?! Мало ли какой старикашка встанет дирижировать, что же я, всех в лицо знать должна? Горацио, мы остаемся на пару дней, я должна спеть с Гайдном.

Согласием хозяев не интересовались, мнением самого Нельсона тем более, Лорда Гамильтона — тоже. Да и Гайдна не спрашивали.

Она действительно пела под аккомпанемент Иосифа Гайдна, хотя и не его произведение. Все забыли, что перед ними толстая, грубая, безумно шумная и вульгарная тетка, голос которой во время разговоров часто срывается на фальцет. Стоило зазвучать музыке, как этот голос преобразился, преобразилась и сама Эмма, она пела, и произошло чудо — леди Гамильтон снова стала молодой и красивой, очаровала всех, особенно самого Гайдна.

Гайдн подарил ей партитуру английских песен и согласился переложить на музыку произведения Корнелии Найт, которая все это время путешествовала с Гамильтонами от самого Неаполя, посвященные Нельсону.

Однако не все и не везде были столь благосклонны к Эмме. Пока разъезжали по Европе, она все тяжелела и тяжелела. К природной полноте прибавились лишние килограммы из-за беременности. Как ей только пришло в голову в таком состоянии разъезжать по чужим владениям и государствам!..

Большинство новых знакомых отзывались не слишком одобрительно не только о ее полноте, это бы ничего, но Эмма за последние годы слишком уверовала в свою исключительность, в свои заслуги и в обязательное восхищение ею и Нельсоном, не желая понимать, что давно перестала таковое вызывать.

Многих восторгало ее умение позировать, изображая те самые «картины», которые она демонстрировала еще со времен позирования в качестве «богини здоровья». Актерский дар у Эммы был несомненно, ей легко удавалось при помощи только поз и выражения лица создавать любой образ. Но это отнюдь не искупало неумение вести себя в приличном обществе. Если бы это было только незнание или игнорирование правил приличия, возможно, ей простили бы, однако вволю посмеявшись, но леди Гамильтон умудрялась шокировать окружающих откровенной вульгарностью и непомерной любовью к лести, граничащей с глупостью.

Редкие случаи задушевного пения, когда аплодировали не из вежливости, а от души, сменялись натянутыми улыбками, когда она допускала один промах за другим. Эмма неумеренно пила, правда, медленно пьянея, спаивала рядом с собой Нельсона, который пьянел быстро и попросту засыпал в уголке, неумеренно восхваляла своего возлюбленного, а заодно и себя, превращая каждый разговор в длинный монолог о собственных и адмирала Нельсона заслугах перед Неаполитанским королевством, а, следовательно, и перед всеми остальными.

Это было бы понятно при венском дворе, все же Мария-Шарлотта, которую, к изумлению Эммы, в Вене стали звать Каролиной (таково было ее официальное имя, Шарлотта — это внутрисемейное), приходилась матерью правящей императрице и теткой императору. Когда перебрались в Прагу, столь пространные рассказы о событиях в Неаполе уже вызывали некоторое недоумение. Для пражан Абукир был далекой бухтой, находившейся на другом конце света.

В самых разных дневниках в те дни записано одно и то же: огромная, вульгарная, тщеславная любительница выпить и поговорить о Нельсоне и о себе. С удовольствием внимает откровенной и грубой лжи, видно, из-за недостатка интеллекта не сознавая, что комплименты преувеличены. Адмирала просто позорит, держа, как прирученного медведя на поводке, и всем демонстрируя. Нельсон этого не замечает, видя перед собой только леди Гамильтон и каждому внушая, что она чистый ангел. Не соглашаться опасно. Лорд Гамильтон рядом просто сморчок, пригодный только для того, чтобы носить шаль.