А еще отмечали вопиющее косноязычие, матросские замашки вроде предпочтения стаканов фужерам и выливания последней капли на ноготь большого пальца, и неразборчивость в выражениях в любом обществе.
Дело в том, что Эмма за годы вынужденного скитания по морям, по волнам и впрямь растеряла многие воспитанные лордом Гамильтоном привычки, зато приобрела множество таких, которые были бы простительными среди веселой компании на пикнике или в матросском кубрике, но никак не при европейских дворах. Поэтому уследить за своей речью и своими манерами, особенно после колоссального количества шампанского (бывало, хозяину приходилось запрещать слугам подавать напиток, чтобы гости не свалились под стол), трудно, широкая и добрая душа Эммы раскрывалась нараспашку, вводя собеседников в ступор.
Вывод у всех один: своей связью с этой особой, своей влюбленностью в нее и немыслимым почитанием, граничащим с глупостью, адмирал Нельсон серьезно компрометирует себя и роняет свой престиж. О лорде Гамильтоне с его поведением даже не вспоминали, в семьдесят лет он стал посмешищем для всей Европы, не просто рогоносцем, но именно посмешищем, потому что в угоду своей беспокойной супруге временами забывал о правилах приличия и тоже выкидывал какие-нибудь шутки, на которые никогда не решился бы, будучи послом Англии.
Дурной пример куда заразительней доброго.
Но этой троице было все равно. Они любили: Эмма и лорд Гамильтон Нельсона, а сам Нельсон Эмму. Лорда Гамильтона не любил никто. Он это чувствовал и молил Бога только о том, чтобы живым добраться до Лондона, до Чарльза Гревилла, узнать у него новости об остальных коллекциях, найти жилье и зажить тихо и спокойно. Как такое получится рядом с Эммой, почему-то не думалось.
Все ближе море, а за ним Англия. Все чаще двое мужчин задумывались о том, что же будет там. Гамильтон с надеждой, Нельсон с опасением. В Англии Фанни, придется что-то решать, как-то объясняться по поводу трехмесячного отсутствия и предпочтения дальнего пути перед обычным морским… Ах, если бы Фанни могла относиться к ним с Эммой так же спокойно, как лорд Гамильтон! Если бы женщины смогли подружиться… Но что-то подсказывало Нельсону, что его супруга вовсе не обрадуется пребыванию рядом с ним леди Гамильтон.
Но до Англии еще есть время, они могут быть вместе, вовсе не думая ни о каких запретах!
Нельсон ошибался: это в Вене их принимали, как старых знакомых, это Эстергази, который бежал вместе с королевской семьей подземным ходом, сквозь пальцы смотрел на откровенные отношения Эммы и Нельсона, а в Дрездене, например, эрцгерцог Карл категорически отказался принимать при дворе женщину с развратным прошлым! Конечно, им отказали более дипломатично, все же это двор, а не матросский кубрик, посетовали на неготовность дворца к приему высоких гостей. Но почти сразу донесли до ушей настоящую причину.
Нельсон был в ярости: кто-то посмел недооценить его Эмму?! В адрес эрцгерцога немедленно были высказаны самые резкие характеристики, а еще обещано везде и всюду отныне говорить о нем гадости!
Нечего сказать, отличный ответ лорда Нельсона. Слова адмирала тут же передали в обратном направлении, и вся компания объявлена нежелательными персонами, Сопровождавший их несчастный Элиот (когда-то он бывал в Неаполе и был обласкан лордом Гамильтоном), вынужденный ходить по острию ножа всюду и везде сглаживая углы, которые словно намеренно создавала Эмма и, глядя на нее, Элиот не чаял уже избавиться от беспокойных гостей. Чтобы удалить их от саксонского двора во избежание еще каких-то неприятностей, он пошел на хитрость, сообщив, что в Гамбурге уже ждет корабль, который Нельсон просил у английского правительства, отправляясь из Ливорно.
Никто не сказал адмиралу, что английское правительство вовсе не было намерено потакать его прихотям и отправлять парусник в Гамбург только потому, что ему вздумалось сопровождать в вояже по Европе позорящую его леди Гамильтон.
Конечно, никакого корабля в Гамбурге не оказалось, пришлось ждать хоть, какое-то судно, идущее в Англию. Когда в конце октября нашлось английское транспортное судно, готовое взять на борт пассажиров, но не обещать им удобства, Элиот молил Господа только о том, чтобы беспокойные гости не отказались. Не отказались, все понимали, что пора уезжать, деньги на исходе.
Вообще-то, чтобы троица наконец уплыла, Элиот был готов сам зафрахтовать для них судно: слишком дорого ему давались ежеминутные фокусы и необходимость предотвращать или терпеть выходки Эммы, за которой следовали Нельсон и ее мать миссис Кэдоран, тоже не слишком стеснявшаяся по примеру дочери в выражениях и действиях.
Наконец, вволю позабавив и разозлив Европу, показав себя не в лучшем свете, Эмма, Нельсон, лорд Гамильтон и остальные погрузились на корабль, умудрившись даже при посадке устроить настоящее представление. Эмма пела, выделывала разные танцевальные па, заставив зрителей усомниться в своей трезвости.