Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь

Осознав, что поступлений ждать не стоит, кредиторы начали атаку. Проживание в Ричмонде не остановило, началась планомерная осада. Эмма поняла, что спокойно прожить зиму не удастся. Радуясь, что, по крайней мере, не придется мерзнуть («Двор цапли» отапливали по распоряжению владельца, чтобы не пришел в негодность), Эмма уже не надеялась вернуться в прежнюю жизнь, просто выжить бы.

Разместились в нескольких комнатах «Двора цапли», симпатичные каменные фигуры которых по обеим сторонам крыльца видны сразу от входа в небольшой парк при доме. Уютно, удобно, дом немаленький — восемь спален, несколько залов для приемов, масса разных удобств для проживания, но Эмма понимала, что приемы устраивать не предстоит, а потому ограничилась только комнатами. Однако слугами себя не ограничивали, ей по-прежнему прислуживали, как положено. Слишком привыкла леди Гамильтон к горничным, к тем, кто подает за столом, кто готов распахнуть дверь, принять шаль или шляпу, подать перо и бумагу…

Несмотря на атаки кредиторов и необходимость постоянно отговариваться, обещать, отписываться, можно бы и передохнуть. Но тут новая беда (она никогда не оставляет человека, если уж уцепилась за него) — опухоль на груди! Врач обнадежил, но операция неминуема. Эмма почти истерически смеялась:

— Моя грудь! Осталось только изуродовать ее, и у тела не будет уже ничего.

Так и случилось, операцию сделали, грудью гордиться больше нельзя.

Но беспокоило не это, если какие-то крохи и удалось получить, они потрачены на врача и операцию. Снова ничего, снова долги, хотя куда уж больше, основной долг в восемь тысяч фунтов стерлингов потянул за собой из-за невыплат немыслимую сумму — восемьсот тысяч фунтов стерлингов только в качестве набежавших процентов! Стало понятно, что Эмму не может спасти никто и ничто.

На помощь снова пришли друзья во главе с Абрахамом Голдсмитом. Они тоже не могли дать ей денег для оплаты основного долга, но желали, чтобы выплаты хотя бы начались, тогда кредиторы ненадолго успокоятся.

Не самые состоятельные люди, не самые близкие друзья Эммы и Нельсона, они нашли четыре с половиной тысячи фунтов под продажу Мертона, чтобы погасить хотя бы часть суммы самым настойчивым кредиторам. Снова передышка, снова на время, потому что это капля в море, но она давала пару месяцев жизни. Перед Эммой стоял вопрос — продажа Мертона и выплата основного долга, что будет делать с процентами, старалась не думать. Может, кредиторы, обрадованные основными выплатами, пожалеют несчастную вдову?

Не пожалели, они не считали вдову несчастной. Если бы Эмма старалась выплачивать сразу, а не швыряла деньги во все стороны, когда их уже не было, что-то можно было исправить, но теперь оказалось поздно. Чтобы расплатиться с одними, Эмма занимала у других, и если друзья не требовали возвращения одолженных сумм (хотя больше не давали), то кредиторы снова наседали.

Леди Гамильтон оставалась верной себе — Горация должна иметь все самое лучшее, даже если для этого придется брать взаймы у всего Лондона. Брала, она была должна всем друзьям, многим малознакомым, а порой и случайным знакомым. Всем рассказывала о несчастной судьбе обиженной дочери адмирала Нельсона и в качестве сочувствия брала в долг небольшие суммы.

Рвота не прекращалась второй день. Эмма не могла ни есть, ни пить, страшно болел правый бок, а потом стремительно начали желтеть белки глаз и кожа лица. Постепенно она стала желтой вся — желтуха!

Горацию удалили подальше от матери, снова врач, снова дорогие лекарства. И это тогда, когда каждый шиллинг на счету!

Но лучшим лекарством стало сообщение, что сын Абрахама Голдсмита решил приобрести Мертон! Ему не нужна мебель Эммы и картины, но хотя бы дом! Это пятнадцать тысяч фунтов, они дадут возможность заткнуть рты самым требовательным. А еще помогут вернуть четыре с половиной тысячи друзьям, которые пошли на риск и одолжили их в самый критический момент.

Передышка, еще одна, хоть на месяц, хоть ненадолго…

Лежа в постели и с трудом приходя в себя, Эмма вдруг задумалась, что будет, если ее не станет? Все, что принесет Мертон, уйдет кредиторам, и еще останется много неоплаченных векселей. Брат Горацио Уильям Нельсон, получивший после его смерти так много, не присылал Эмме ни пенса. В ответ на требование вернуть долг он показал кипу векселей:

— Ваши векселя стали предъявлять мне, зная, что у меня часть ваших средств. Никогда не думал, что придется объясняться с кредиторами, осаждающими дом. Вы не только себя ввергли в хаос, но и меня! Все ваши доходы уходят вашим заимодавцам. Нечего было делать долги!

— Я не могла их столько наделать, просто не могла!

— Я не следил за вашими тратами, миледи.

Отрезан еще один источник поступления денег.