— А ты, значит, торчишь в этой дыре?.. — Теперь, когда солдаты вышли за дверь, у него наконец появилась возможность как следует разглядеть убогое убранство тесной каморки.
— Мне она вполне подходит, поскольку не нравится тебе. Я всегда стараюсь быть там, где меньше всего шансов столкнуться с тобой. Ведь ты обычно предпочитаешь более изысканную обстановку, не так ли?
— Кажется, он и в самом деле порядком вскружил тебе голову, коли ты с таким жаром защищаешь его. Что ж, придется немало потрудиться, чтобы наставить тебя на путь истинный, прежде чем начнется суд. Жена поневоле — таким должно быть твое амплуа. Оно нам вполне подходит.
— Так, значит, приговор еще не вынесен? — оживилась Элизабет. — Затягивать такие дела из уважения к букве закона явно не в твоем характере. Значит, дело здесь в Куинсберри, для которого этот суд — очередная хитроумная интрига. Что ж, можете плести свои интриги сколько угодно, однако не рассчитывайте, что я буду желать вам удачи в этом деле, — добавила она.
— Обойдемся как-нибудь и без твоих пожеланий. Четыре эскадрона рыщут сейчас по всем дорогам, разыскивая его… Кстати, что это — рубашка Равенсби? Или у тебя появились новые вкусы в одежде? — Взгляд Гарольда Годфри остановился на шерстяной рубашке Джонни, висевшей на одной из ножек кровати.
— Он оставил ее мне. Для тепла.
— Редкое благородство… Немного же он тебе оставил, — видно, совсем обеднел. Раньше он со своими любовницами был гораздо щедрее.
— Раньше он был богат.
— Н-да, что и говорить, превратности судьбы… — Улыбка отца была отвратительной. — А теперь прошу извинить меня. Вынужден оставить тебя одну, чтобы подготовить нашему общему знакомому торжественную встречу. На тот случай, конечно, — добавил он со значением, — если милорд Кэрр еще не окончательно сбежал от тебя.
Уходя, Гарольд Годфри оставил снаружи у двери двух караульных. Чуть позже он вернулся. К его приходу дверь была наспех починена и вновь навешена на разболтанные петли. Пододвинув стул поближе к камину и усевшись, Годфри с наслаждением вытянул и скрестил ноги, всем видом давая понять, что намерен остаться здесь надолго.
Он не пригласил дочь сесть поближе. Да она и не подумала бы делать это, даже если бы отец позвал ее. Сейчас, когда в комнате царили полумрак и молчание, ее занимала только одна мысль: как предупредить Джонни об опасности. Заметит ли он солдат, обратит ли внимание на покосившуюся дверь? А может, Робби все-таки объявился, и Джонни придет не один? Или ей стоит встать у окна, чтобы он по ее позе догадался, что что-то тут не так? Однако сальные свечи уже оплывали в своих подсвечниках, и единственным источником света оставался огонь в камине. При таком скудном освещении за запотевшими стеклами окна вряд ли можно рассмотреть, что творится внутри. Словно прочитав ее мысли, отец раздраженно буркнул:
— Отойди от окна!
Она осталась стоять на месте.
Мельком взглянув на нее, Годфри устроился поудобнее.
— Дура, ты все равно не сможешь предупредить его, — спокойно сказал он, задумчиво уставившись в огонь. — Ведь он придет за тобой, невзирая на любую опасность. Этому идиоту следовало оставить тебя в Голдихаусе, а самому со всех ног бежать к побережью. В таком случае он, может быть, и спасся бы. Но раз уж он не оставил тебя тогда, то не оставит и сейчас. Так что можешь торчать там сколько угодно, можешь визжать, орать, предупреждать своего ненаглядного об опасности, как только заслышишь его шаги, можешь делать все, что взбредет тебе в голову, — он все равно придет сюда. Ты — самая надежная приманка.
— Возьми все мои деньги, — волнуясь проговорила Элизабет. — Я отдам тебе все — только дай ему уйти.
В воздухе повисла пауза, после которой Годфри произнес:
— Не нужны мне твои деньги. — В отличие от тона дочери его голос был мягок. Как ни странно, в нем сейчас звучали даже какие-то нежные, умоляющие нотки. — Как только закончится суд, мне будут переданы изрядные поместья. И этого мне будет достаточно.
— А что, если он решит защищаться? — тут же спросила отца дочь. — Что, если ты проиграешь? Зато мои деньги ты мог бы получить прямо сейчас… Без всех этих неопределенностей, которые предполагает судебный процесс.
Отец снова метнул на нее заинтересованный взгляд.
— Какие неопределенности? Жюри присяжных уже подобрано, — самодовольно рассмеялся он. Тому, кто не знал этого человека, его смех мог бы показаться даже добрым. — Так что прибереги-ка лучше свои денежки для адвокатов.
«Во всяком случае, Джонни жив, а это главное, — мысленно успокоила она себя. — Он будет жить сегодня, завтра, все время, пока длится суд».
И все же ей было бы намного спокойнее, если бы ему удалось бежать. А потому чуть позже, когда за окном раздались знакомые шаги, она завопила изо всех сил:
— Спасайся, Джонни! Беги! Беги! Они здесь!