Леди и наследство

— И что же понадобилось Охотнику на этот раз? Когда-то вмешательство подданных Неблагого короля было очень на руку нашей семье, да и когда недавно Охотник провел тебя к брату и Де Ла Серта, фэйри нам помогли. Однако не стоит рассчитывать, что фэйри всегда будут на нашей стороне, нельзя верить им, — в тысячный, наверное, раз повторил очевидную истину отец.

Он из года в год напоминал нам, его детям, не только мне и Второму, но и Эмме, что народ Холмов — существа настолько же опасные, насколько и прекрасные. Казалось, будто родитель наш всегда боялся, что кто-то из дивных однажды заворожит его детей и сманит в другой мир, где мы будем обречены вечно оставаться ручными зверушками потусторонних существ.

— Кажется, Охотнику пришло в голову, будто мне по силам сокрушить Благой двор, — пожала я плечами. — Весьма смелое предположение. Но он был до странного уверен в собственной правоте.

Оснований для которой я попросту не видела.

Мой рассказ о госте в зеркале Эдвард слушал рассеянно, поскольку все это я ему уже один раз поведала, а вот стоило мне заговорить о том, как сходила к тете Шанте, как близнец несколько оживился.

— Я ходила к тете в табор, хотела разузнать у нее про тот голос, который я слышала, тот, что обещал помощь и предлагал приворожить Мануэля Де Ла Серта. То существо называло меня шувани, и я посчитала, что это могло быть неспроста.

Мой отец, он как будто бледнел все сильней и сильней с каждым моим словом. Но чем именно могла я настолько напугать человека, которого признавали всемогущим и непоколебимым? Отец никогда и ничего не боялся. Прежде.

— И что же сказала тебе Шанта? — спросил отец, и его голос походил на карканье вороны.

Я вздохнула и беспомощно развела руками.

— Тетя словно бы чего-то испугалась, — продолжала я. — Мне показалось, она что-то как минимум предполагает, но ничего о своих догадках тетя Шанта не пожелала мне рассказывать, заявила, будто не стоит звать кого-то или что-то. А еще я получила от нее амулет, который тетя велела никогда не снимать. Папа, по-моему, она испугалась.

Отец устало закрыл лицо руками и на несколько мгновений словно бы сгорбился, став похожим на древнего старика.

— А я ведь думал наивно, будто все закончилось… — пробормотал папа под недоуменными взглядами моим и Эдварда. — Да что там, мы все думали, что победили, справились с ней раз и навсегда, однако, по-видимому, не так уж и легко справиться с кем-то настолько сильным. Даже умерев, можно не проиграть.

Вот уж тут и я, и мой близнец растерялись сверх всякой возможной меры. Мы попросту не понимали, к чему клонит мой отец. Он тоже что-то понял, как и наша тетя, и тоже испугался своего знания, однако не настолько, чтобы замолкнуть и скрыть от нас правду.

— Иногда прошлое становится настоящим, а временами… временами и будущим, — проговорил отец, снова выпрямляясь и возвращая себе привычный образ величия и силы. — Именно так случилось с нашей семьей. Вы помните, кто была моя мать, дети?

Мы со Вторым синхронно кивнули. Историю о шувани Лачи, на которой ради сохранения родового дара женился наш дед, лорд Джон Дарроу, мы знали с самого детства в мельчайших подробностях.

— Да, папа, мы помним, — отозвался Эдвард, явно с нетерпением ожидая продолжения.

Отец удовлетворенно кивнул и на мгновение прикрыл глаза.

— Но вы не знаете того, что Лачи вышла замуж против воли собственной семьи, всего табора. Против воли своей матери, самой могущественной шувани, какую мне доводилось встречать за всю мою жизнь.

В комнате повисла тяжелая напряженная тишина, которую мы трое просто боялись нарушить. Или же боялись призвать кого-то?

Можно было догадаться и раньше, что цыгане не слишком обрадовались выбору Лачи, однако истинный масштаб "не слишком обрадовались" прежде я, похоже, не представляла. Видимо, пришел черед узнать всю правду до конца, и не сказать, чтобы откровение принесло мне хотя бы малую толику радости.

— И что же произошла в итоге? — спросил папу Эдвард, чуть подавшись вперед.

Брата, похоже, распирало от любопытства.

— Моя мать умерла родами. Отец был искренне к ней привязан, и горевал, однако он не понимал, что беда нашей семьи многолика. Когда умерла Лачи, ее мать просто обезумела от гнева, ведь ее драгоценное дитя не просто покинуло свой народ, но еще и погибло, давая жизнь гаджо. Старая шувани прокляла меня, своего внука, обрекая на смерть бездетным. Эта злобная коварная ведьма не желала, чтобы род Дарроу продолжился, и все мои жены гибли. Все до единой, кроме вашей матери.

Я похолодела, осознав, насколько велика была жажда мщения моей прабабки, решившей поквитаться за дочь. Отец говорил все с торжественностью и скорбью, для него эта история была личной и чрезвычайно болезненной.

— Но почему мама… Почему на маму не подействовало проклятье? — с растерянностью спросила я у отца.