На кухне перед тяжелой дверью стояла та самая незнакомая женщина, которая отчаянно пыталась дверь открыть. Булавкой. Сунула в замок и ковырялась.
Бестолковая.
Услышала. Обернулась. Побледнела.
– Ах ты ж тварь! – сказал Торвуд. – Мало тебя учил?
Много. Левый глаз женщины заплыл. Губы и нос распухли. Но она стала перед дверью, выставив единственное свое оружие – никчемную булавку.
– Не отдам!
– Не отдаст. Слышишь? Она мне не отдаст? Да я в своем праве…
Торвуд не злился – смеялся.
И женщину с пути отбросил играючи, она неловко ударилась боком о край стола, зашипела, ринулась было к двери, но была остановлена.
Сержант покачал головой.
Женщина расплакалась.
– Бабы. Вечно ноют-ноют… – Торвуд вытащил ключ и отпер подвал. – Иди. Забирай.
Кого?
– Ну, иди. Девки сейчас в цене. Не гляди, что тощая, зато ученая. Смирная.
Он сам выволок девочку, которая сидела за дверью – Сержант мог бы поклясться, что просто сидела, смиренно ожидая любого исхода. И так же спокойно, как не бывает с живым человеком, она перешла в руки Сержанта.
Девочка была маленькой и хрупкой. Угловатой. И с возрастом эта угловатость не исчезнет. Красивой в обыкновенном понимании красоты девочке никогда не стать.
– Все законно, – добавил Торвуд, точно полагая, что Сержанта останавливает именно это. – Я могу сделать с нею все, чего захочу.
А глаза зеленые. Не карие. И Сержант, отдав девочку матери, взглядом указал на выход. Женщина верно все поняла. Исчезла быстро… стражу позовет?
Какая разница.
В подвале оказалось достаточно места. А человек, который собирался продать собственную дочь, до последнего не понимал, за что умирает. Наверное, поэтому и умирал долго. Или Юго прав был и Сержант постепенно набирается опыта?
Главное, что, когда он вышел из подвала, его встречала не стража, а та самая женщина.
– Д-думаю, – на ней была шляпка с густой вуалью, которая, впрочем, не способна была скрыть некоторых следов, – его стоит отнести к реке. Течение бурное. Найдут лиг через двадцать… если найдут. У него много врагов.
Это был хороший совет. К возвращению Сержанта в подвале царили чистота и порядок. Возвращаться вообще не следовало, потому как женщина сказала:
– Вы не имеете права бросить нас сейчас. Мы просто не переживем зиму!
Она боялась и его, и голода тоже, и, объединенный, страх этот оказался слишком большим, и женщина решилась остановить Сержанта. Он мог бы ее убить, но почему-то послушал. И впервые за много месяцев Сержант ночевал в кровати. Комнату он выбрал сам. Женщина не стала возражать.
Здесь все еще остались вещи Меррон.
И запах тоже.
Ее присутствие ощущалось остро, как никогда прежде, и поэтому зимовка получилась удачной. Приходили трое. Двое – за девочкой, которая была обещана им. Третий – с листовками.
Их смерть не доставила обычного удовольствия.
А Торвуда не искали. Верно, и вправду хватало врагов.
Время замерзло. День сменял ночь. Сержант отмечал эти перемены скорее по привычке, чем из необходимости. Зима тянула жилы. И мышцы ныли, деревенели, как случалось после долгих переходов или тяжелой работы, которой здесь просто не было. Приходилось разминать.
Отвлекало.
Как и зуд, то появлявшийся, сводивший с ума, то вдруг исчезавший сам собой.
Вспоров вены, Сержант убедился, что кровь по-прежнему красная. Темная, до черноты, но все же красная. И следовало признать самому себе, что глупо искать иную причину всех нынешних странностей, кроме той, которая очевидна. Отвлекая себя, он что-то делал, поддерживая в доме жизнь, иногда представлял себе, что это – его собственный дом. И знал, что если захочет, то сможет остаться здесь хозяином. Женщина – ее имя упорно вылетало из головы – не будет против.
Она держится наособицу, наблюдая за Сержантом издали, но с каждым днем страх ее тает, сменяясь любопытством. Девочка проще, она с первого дня ходит по пятам. А стоит оглянуться, и убегает, прячется за ближайшим углом. Ненадолго.
Однажды Сержант отдал девочке куклу: все равно та потеряла запах.
– Спасибо, – ответила девочка, прижав куклу к себе. И не стала убегать. – Ты здесь жил раньше?
Сержант покачал головой.
– Я тоже. Здесь жила моя сестра. И ее тетя. Они обе умерли. Ты знаешь?
Знает.
– Их там похоронили. В склепе. – Она махнула рукой на окно, затянутое морозными узорами. – Он меня там запер. Было страшно. Я боюсь мертвецов. А ты?
Сержант пожал плечами. Наверное, нет.
– Тебе нравится моя мама?
Такого вопроса он не ожидал и понятия не имел, что ответить. Он не помнил лица этой женщины.
– Нет, – сделала собственный вывод девочка. – А я? Я уже взрослая. А скоро совсем взрослой стану. Хочешь, я выйду за тебя замуж?
Безумная идея. Но у нее темные волосы и треугольное лицо. Узкие глаза… через пару лет… это лучше, чем то, что у него есть сейчас. Поддавшись наваждению, Сержант коснулся ее волос. Жесткие. И если представить, что… запах другой. Все другое. Похожее, но другое.
Накатило так резко, что он едва успел убрать руку.
Дверь.