Леди и война. Цветы из пепла

Йен бросился на врага молча, опрокинул на спину и вцепился в горло. Попытался, поскольку Брайан радостно завопил и перевернулся, подминая Йена под себя. А тот ухватил врага за волосы, к счастью, слишком короткие, чтобы можно было выдрать клок.

Хрустнул чей-то нос… и тут же – второй.

И кровь стала поводом для вмешательства миротворческих сил в лице Кайя. Йен повис в правой руке, Брайан – в левой. Они еще дергались, пытаясь пнуть врага, пусть бы и находившегося чересчур далеко.

– А я… я все равно… – Одежда Брайана изрядно пострадала. Он шмыгал носом, из которого лилась кровь, но плакать определенно не собирался. – Я все равно женюсь!

– Нет!

– Тихо. – Кайя легонько встряхнул обоих. – Никто ни на ком не женится, пока я не разрешу. Ясно?

Затихли оба, но смотрят с недоверием. Сказанное в равной степени не устраивает ни их светлость, ни их сиятельство. Йена нервирует возможность, что Кайя все-таки возьмет и разрешит, а Брайан испытывает сомнения обратные: вдруг да все-таки не разрешит.

…я не понимаю! Какое им-то дело?

…Брайан повторяет то, что ему внушали. А Йен… территория – это не только место. Это вещи и люди. Особенно люди.

Лучше бы они из-за шапки подрались…

Но день сегодня все-таки был хорошим… мы лечили носы. Избавлялись от ненужной одежды, выясняли, почему владение всем вокруг не дает права швырять тарелку с кашей в стену. Искали несчастную шапку под кроватью… делили ее… снова лечили носы… разбирались, у кого больше стеклянных шариков… ловили недостающие… запускали в пруду корабль.

Урфин объявил себя капитаном, за что и был сброшен в воду. Спустя минуту после ловкой подсечки в пруд отправился и Кайя, едва не прихватив с собой несчастный бриг.

Он выбрался, отплевываясь, отфыркиваясь, в грязи и тине, но совершенно счастливый.

– Безумие. – Урфин растянулся на траве, раскинув руки, позволяя вечернему солнцу высушить одежду. Солнце не справится, но это не имеет значение. – Какое безумие воевать, когда так хорошо…

– Умгу, – сказал Кайя, присаживаясь рядом.

Завтра нам суждено расстаться. И я знала, что буду скучать по Урфину, волноваться за него, детей… переживать разлуку с Йеном, убеждая себя, что она временная. Бояться будущего…

Но завтра.

Сегодня еще продолжалось. И Кайя, сняв с уха длинную плеть водоросли, сказал:

– Я этот корабль раньше твоего увидел!

– И что?

– И ничего. Вообще у тебя настоящие есть.

– Настоящие – не то. А корабль – детский…

Дети стояли на берегу, недоверчиво косясь друг на друга, а бриг гордо покачивался на середине пруда.

– И кто полезет? – задал Урфин вопрос, волновавший обоих. Они переглянулись и, не сговариваясь, ринулись наперегонки к несчастному судну…

Закат этим вечером был поздний, нарядный, в пурпуре и багрянце.

Глава 11 ТЕНИ ХАОТА

Жизненный опыт – это масса ценных знаний о том, как не надо себя вести в ситуациях, которые никогда больше не повторятся.^{7}

…из ненаписанных мемуаров Магнуса Дохерти

аршал Чирандживи, Магистр скрытых путей, не так давно получивший доступ во второй круг Ковена, искренне и от души ненавидел этот проклятый упрямый мирок. В принципе он и к прочим мирам относился без особой любви. Даже к тем, которые не просто приняли руку Хаота, но вошли в небольшое число Истинных Саттелитов настолько давно, что вполне искренне полагали себя частью его и оплотом, радовались неволе и несли метку Ковена с затаенной гордостью. Харшал никогда не понимал этого рабского стремления гордиться хозяином, но находил его крайне полезным.

Отчасти мысль о том, что когда-нибудь и нынешний мир изменится в достаточной мере, чтобы научиться получать удовольствие от своей зависимости, примиряла магистра с реальностью. Он скромно тешил себя надеждой, что будет иметь удовольствие самолично наблюдать за процессом перерождения. Конечно, при условии, что миссия его увенчается успехом. Тогда освободившееся после смерти некроманта место в Первом Круге отдадут Харшалу.

Ради этого шанса стоило терпеть здешнее тусклое солнце, которое и тепла-то не давало. Свет его вызывал мучительные рези в глазах, а местный воздух был излишне сух и прохладен, и пусть бы Харшал ежедневно увлажнял кожу драгоценными маслами, она все равно трескалась и зудела. Особо страдали чувствительные стыки, а на драгоценных патрубках, несущих обогащенную эманацией Хаота лимфу, проступали пятна ржавчины.

К концу первой недели пребывания здесь на животе Харшала появилась красная сыпь, которая пусть бы и не причиняла боли, но сам вид имела отвратительный.

И не исчезала!