Леди и война. Цветы из пепла

Не верит. Вернее, очень хочет верить и очень боится. И страх растет день ото дня, ведь все вокруг говорят обратное. Сложно идти против всех, но у Тиссы хватило смелости продержаться. Ей ведь советовали, ежедневно, назойливо, с дружеской снисходительностью…

Она рассказала мне об этом. Еще о темноте, что длилась и длилась. Гавине, который помогал, потому что сама Тисса не справилась бы, а она боялась подпускать к Урфину кого-то незнакомого. Долэг, требовавшей освободить Гавина, и о том, что эти двое впервые поссорились. И Гавин выговорил Долэг так, что она два дня рыдала.

А потом обвинила во всем Тиссу.

Про Шарлотту и остальных леди, решивших подготовиться к похоронам. Они действительно желали помочь Тиссе и оскорбились, когда она сорвалась на крик. А ей просто не хватило сил сдержаться.

Про молоко, которого вдруг не стало…

…и леди Нэндэг, что подыскала кормилицу и няню. А потом и вовсе взвалившую на себя все замковые хлопоты. Тисса не представляет, что бы делала без нее.

– Почему Урфин не хочет меня видеть? – Она подняла другой лоскут, иссиня-черный, гладкий.

Его я тоже отправила в камин.

– Потому что мужчина. Он не тебя не хочет видеть. Он не хочет, чтобы ты видела его слабым. Не слушай этих куриц… тебе пойдет зеленый, но не этот…

Траурная зелень с проблеском черноты сгорает быстро.

– Яркий. Изумрудный… и с золотом. Или серебром? Если под волосы, то лучше, чтобы серебро.

У нее в голове отнюдь не наряды. Она согласна на все – синий, зеленый, красный, серый… пожалуй, теперь я лучше, чем когда-либо прежде, понимаю Ллойда. Обладай я его способностями, удержалась бы от искушения их применить?

Сомнительно.

– Ты хозяйка дома. – Я точно знаю, что именно подействует на Тиссу. – И на балу ты должна выглядеть именно хозяйкой…

Это правда. Ласточкино гнездо – прекрасное хрупкое творение Безумного Шляпника,^{12} стоящее на каменной игле, но оно – не мой дом.

Замок другой. Он похож на Кайя, столь же тяжеловесен и надежен.

И ждет нашего возвращения.

– Я не уверена, – Тисса собирает образцы тканей, – что сейчас уместно устраивать бал.

– Уместно.

Нельзя показывать слабость даже союзникам.

А зеленое ей к лицу. И диадема с изумрудами – все-таки слухи о плачевном состоянии казны Дохерти были несколько преувеличены – выглядит почти короной.

Лицо Тисса держать умеет. Она мила. Приветлива. Улыбается. Идет по залу, останавливаясь лишь затем, чтобы переброситься парой ничего не значащих фраз с очередным гостем… гостей в Ласточкином гнезде множество. И Тиссе действительно знакомы все эти люди.

И ей хочется быть гостеприимной хозяйкой.

Но взгляд нет-нет да останавливается на возвышении, где под сине-белым знаменем стоят четыре кресла. И на окне, задернутом рябью дождя. Здесь дождь – хорошая примета, и за стеклом просвечивает радужный мост. Я скрещиваю пальцы за спиной, загадывая желание.

Не на сегодня: я знаю, что будет дальше.

Урфин гордый. И упрямый. Пусть каждый шаг дается ему тяжело, но он дойдет до постамента, а вот подниматься не станет.

Замрет, опираясь обеими руками на трость. А потом сядет на ступеньку, в очередной раз продемонстрировав вопиющее нарушение общественных норм.

Но ему можно: он выжил.

И Тисса, которой больше всего хочется броситься ему на шею и заплакать, от пережитого страха, от радости, просто оттого, что он здесь, рядом, сдержит порыв.

Смотрят ведь.

Она коснется его раскрытой ладони и что-то скажет, очень тихо, так, что слышать будут лишь двое. А потом сядет рядышком и позволит себя обнять. Смотрят? Пускай. Он выжил, потому что было ради кого жить. И это сочтут хорошей приметой, лучшей, чем дождь.

…мне не нравится, что у этого платья сзади такой вырез. И вообще оно слишком…

Кайя проводит по кромке кружева. А вырез, между прочим, весьма скромный. Последнее веяние моды, где обошлось без воротничков. И Кайя расстраивают открытые плечи.

…какое-то совсем слишком.

…не идет?

…идет.

Мы просто ревнуем. Самую малость. Еще немного нервничаем, потому что людей вокруг слишком много. Им любопытно взглянуть на женщину, из-за которой началась война. Так говорят.

– Еще не началась. – Наклонившись, Кайя касается шеи губами.

Долгое общение с Урфином пошло ему на пользу. А шелест вееров подсказывает, что одной сплетней стало больше.

– И когда?

Сейчас я бы предпочла оказаться в месте менее людном… лучше вовсе безлюдном.

– Послезавтра.

Меня обнимают, закрывая от посторонних взглядов и одновременно демонстрируя всем и каждому, что эта территория занята.

…а Урфин?

…он знает, что и как делать. Справится. Еще месяц, и в седло полезет. Я ему запретил, но он же все равно полезет.

И здесь я всецело с Кайя согласна. Полезет, доказывая себе самому, что способен и верхом ездить, и меч держать. Хорошо, если этим дело ограничится.