— И мы будем. А что тут подают? Я слышала, прелестнейшее бланманже подают…
— Вас маменька искать не станет? — довольно мрачно поинтересовался Демьян Еремеевич. А Василисе вдруг пришла в голову престранная мысль. И она, повинуясь порыву, сказала:
— Присоединяйтесь.
Удивленно приподняла бровь Марья. Хмыкнул Вещерский и взгляд его сделался ледяным, а вот Ладислав, до того почти молчавший — слишком занят он был, поглощая снедь — с неожиданным дружелюбием поддержал:
— Конечно, присоединяйтесь… — и почесал мизинцем переносицу. — А вы вообще кто такой?
— Промышленник он, — ответила Нюся, плюхнувшись на стул, благо, половые в ресторации были столь же неприметны, сколь и услужливы.
И стол вдруг увеличился.
И посуда грязная исчезла, сменившись сияющей белизны фарфором, может, не столь хорошим, какой дома имелся, но всяко достойным.
Накрахмаленные до хруста салфетки в серебряных кольцах.
Свежий букет.
И меню.
— У него папенька купцом был, а Полечка вот в промышленники подался, — Нюся тыкнула в меню пальчиком. — А это чего такое?
— Простите, ваша светлость, Нюсенька весьма непосредственна… и ей прежде не случалось бывать в обществе столь высоком, — Аполлон изобразил еще один поклон и присел рядом со спутницей, которая с немалой увлеченностью перелистывала страницы меню.
То было не сказать, чтобы разнообразно.
Да и стерлядь стоило бы поменьше на пару держать, а вот приправить посильней, однако все это мелочи.
— А вам, стало быть, случалось? — Демьян Еремеевич вновь сделался мрачен, и сгорбился, нахмурился, отчего Василисе отчаянно захотелось сделать что-то… она сама не знала, что именно, но такое, что заставило бы его успокоиться.
Неужто он вправду думает, что человек, подобный Аполлону, может быть интересен?
Возможно, Нюсе он и интересен.
А вот Василисе… Василиса вообще-то проклята. Стоило вспомнить об этом обстоятельстве, и настроение окончательно испортилось. Василиса тихонечко вздохнула.
— Не люблю хвастать, но я представлен князю Тащевскому, — Аполлон чуть склонил голову. — Мы с ним затеваем один до крайности любопытный прожект.
— Любопытный — это хорошо, — сказал невпопад Ладислав, разделяя кусок стерляди на тоненькие полосочки. — А скажите, Петр Веденеевич все еще увлекается археологией?
— А вы знакомы? — Аполлон… нет, не нахмурился, лицо-то его и вовсе не изменилось, однако Василиса ощутила, что он… испугался?
Насторожился?
— Случалось… переписываться.
Настороженность исчезла.
— Он со многими переписывается.
— И то верно, — с легкостью согласился Ладислав. — А что за прожект, если позволено будет узнать?
— Простите, — Аполлон развел руками. — Но пока говорить не о чем, да и сами понимаете… а вы, Василиса Александровна, не надумали конюшни продать?
— Нет.
— Право слово, — он откинулся на стуле, позволив себе позу чересчур уж вольную, будто разом вдруг уверившись, что собрались за столом его приятели. — Не понимаю вашего упрямства! Женщине столь прелестной следует заниматься вовсе не лошадьми… тем более лошадей-то не осталось.
— И я ей о том же говорю! — неприятным голоском произнесла Марья. Василиса даже вздрогнула от неожиданности.
И не она одна.
Некромант вот про стерлядь свою забыл, уставился на Марью. А та взбила кудряшки и губки выпятила, толкнула Вещерского в бок.
— Я всегда говорила, что истинное счастье женщины — в браке!
У Вещерского дернулся глаз. Левый.
— Мы созданы, чтобы хранить очаг… — голос был столь сладок, что зубы свело от этой сладости. Но Аполлон, кажется, ничего-то и не понял. Впрочем, вряд ли он был знаком с Марьей. Определенно не был, а потому и не знал, сколь несвойственен ей этот медовый тон. — Создавать уют, поддерживать супруга во всех начинаниях…
Она с таким пылом уставилась на Вещерского, что у того снова глаз дернулся. На сей раз правый.
— А Василиса упрямится. И замуж идти не хочет.
— И правильно делает, — неожиданно поддержала Василису Нюся. И на Марью поглядела так, со снисходительным сочувствием. — Женщина имеет полное право не выходить замуж, если ей не хочется.
— А если хочется? — Марья надула губки.
— Тогда выходить.
— За кого? — уточнил Ладислав, кажется, из всего разговора выхвативший лишь ту часть, что интересовала именно его.
— За кого надо…
— За кого хочется…
Марья и Нюся произнесли это одновременно.
— Дамы прелестны… — Аполлон поднял бокал. — Половой, всем шампанского! И смотри, чтобы наилучшего!
Шампанского не хотелось.
Вина тоже.
И обед вдруг разом утратил все свое очарование. Теперь стол больше не казался нарядным, пальмы в кадках раздражали неуместностью, музыка звучала чересчур уж громко и хотелось просто уйти.
— Так значит, вы конюшни хотели купить?
— И все еще хочу. Правда, слышал, что приключилось несчастье…
— Пожар, — сухо сказала Василиса.
— Это, конечно, скажется на цене…
— Никто не пострадал, — заметила она зачем-то, хотя очевидно, что до других людей ли, лошадей ли, Аполлону нет дела. И вряд ли можно его за то винить.