Леди, которая любила лошадей

И воздушным змеем, которого запускал мальчишка лет этак десяти-одиннадцати. Сопровождаемый хмурым воспитателем, по виду военным, он был не по возрасту серьезен, и на змея, норовившего провалиться в воздушную яму, глядел с раздражением.

— Когда-то давно, когда степи были необъятны, когда море травяное занимало мир от края до края, жили в степях самые разные народы.

Вспомнился вдруг хриплый отцовский голос, и запах табака. Отец имел обыкновение набивать трубку туго, и табак использовал самый черный, крепкий. Оттого и дым выходил терпким, кусачим.

Странно, а давно уж казалось, что Демьян не помнит отцовского лица.

Лица он и не помнил.

А вот запах и руки — распрекрасно, и то кожаное седло, изрядно потертое, облупившееся с краю, но все одно любимое. И то, как разрешали ему чистить это седло, натирать пивом для сохранности.

Демьян мотнул головой, отгоняя непрошенные воспоминания.

— Жили они по-разному, кто разбойничал и в набеги ходил, возвращаясь с золотом и невольниками, а кто скот выращивал… не только лошадей.

— Но мы про них?

— Про них, — согласился Демьян, и отступил в сторону, давая дорогу юной барышне в пышном голубом платьице. За барышнею следовала степенная компаньонка в наряде скучном, сером, однако, если отрешиться от него, становилось очевидно, что та лишь немногим старше своей подопечной. — Средь множества племен было одно, которое поклонялось Матери Степей и хранило огонь, ею разожженный…

И почудилось, что в темно-вишневых очах Василисы вспыхнуло то самое забытое ныне пламя. Вспыхнуло и погасло.

— А главное, что боги в кои-то веки снизошли до людей, наделив каждого особым даром. Говорят, любой из того племени мог преобразить лошадь, наделить ее частицей духа, в котором равно сплелись солнечный пламень и ветер…

— Не любой, — едва слышно сказала Василиса.

А Демьян развел руками: он-то в подобные истории не верил. Наверное. Только вот вспомнилось вдруг, как туманился взгляд отца, когда тот заговаривал про степи.

И на губах появлялась усмешка.

И… будто не всерьез все.

— Становились такие кони быстрее ветра.

Море, еще недавно синее, яркое, вдруг перекинулось, переоделось в серо-свинцовые одежды. И ветер сделался сильнее, злее. Теперь он летел на берег, гнал перед собой табун злых волн и те, добравшись до гальки, разлетались белоснежными брызгами.

Василиса придержала шляпку.

— …легкие на ногу, они не знали усталости, и способны были лететь по-над степью и днем, и ночью…

Надо было бы возвращаться.

Погода портилась и стремительно, как бывает это лишь на побережье. Небо все еще отливало васильковой наивною синевой, но Демьян шкурой чувствовал, что спокойствие это продлится недолго.

— …еще говорили, что разумом они были равны людям, и уж если выбирали хозяина, то оставались верны ему до последнего вздоха.

— Печально.

— Печально, — согласился Демьян. — Стоит вернуться. Буря грядет.

— Еще нет, — Василиса прислушалась то ли к морю, то ли к ветру, но покачала головой. — Дождь будет, но не буря. Не та, от которой стоит скрываться.

Она встала на самом краю мощеной дорожки и раскинула руки, будто желая обнять море. И ветер, принимая вызов, что было силы толкнул ее. Но не опрокинул.

— Рассказывайте, — то ли попросила, то ли потребовала женщина, опалив Демьяна взглядом темных глаз. И теперь не оставалось сомнений, что в глазах этих пылало пламя.

А набережная опустела столь стремительно, что оставалось лишь удивляться, куда вдруг подевались все люди, которых еще мгновенье назад было много.

— Велика была милость богов, но и зависть человеческая тоже, — слова подбирать не приходилось, они сами, одно за другим, всплывали в памяти Демьяна. — Богател род, но чем больше богатства, тем больше становилось тех, кто желал бы забрать себе, что серебро, что чудесных лошадей…

Море темнело.

И небо.

Всполошенно голосили чайки, а волны подбирались ближе и ближе, того и гляди пролетят по галечной косе, перемахнут через каменную преграду парапета, которая и не преграда вовсе, и понесутся по узким улочкам города, напоминая людям, что есть истинная ярость стихии.

— Славны были воины рода, но на любую силу иная сила найдется. А если не сила, то обман и предательство.

Василиса так и стояла, то ли слушала, то ли на море глазела, и хотелось забрать ее, увести прочь, спрятать и от ветра, и от моря, и от всего мира. Только… Демьян отчетливо понимал: не позволит.

Ей нужно.

И море это, и ветер соленый, оставляющий на губах крохотные капли воды, будто слезы водяных коней. Или не водяных, но тех, что помнили истинную силу степи.

— И однажды пришли к старейшине забытого рода гости, и сказали, что славный воин желает взять седьмую дочь, ту самую, которая способна была слышать голоса духов и умела прясть пряжу из лунного света. Богатые дары предложили. И союз против врагов, коих было немало. Долго думал старейшина. И не потому, что не желал отпускать дочь, но потому как сомнения точили его сердце, словно червь яблоко.

— А вы умеете рассказывать, — Василиса обернулась. — Красиво, правда?

Небо почти легло на воду, и лишь узкая лента света отделяла одно от другого.