Леди, которая любила лошадей

— Я одного понять не могу, — призналась Василиса, глядя, как мутнеет, увеличивается в размерах белковая смесь. Вот она стала уже белой, появились первые пузырьки.

Еще немного и пена станет плотной, глянцевой и блестящей.

— Чего?

— Почему он, когда понял, что лошади вырождаются, не отправился за новым табуном? Я не думаю, что отдали последнее… и ведь логично, согласись?

Марья кивнула, не забывая ворочать лопаткой тяжелый пока ком теста. Даже не теста, смеси из слипшейся комковатой муки, шоколада и молока.

— Добавь масла еще, — попросила Василиса. — Вон то, в зеленой бутылке, это из виноградных косточек… да, именно оно.

— Ты это в торты льешь? — Марья открыла бутылку и понюхала. — Господи, если бы я знала…

— Что? Перестала бы есть.

— Может, и перестала бы… но вообще… знаешь, я тоже об этом думала. Прадед ведь не отказался от жены. И содержание выделил. И дом… и у нее, наверное, никогда своего дома не было. Нельзя сказать, чтобы он жену свою обижал.

— Но и не любил.

— А когда любовь имела значение? — Марья пожала плечами. — Это мне повезло… и маме нашей тоже, я так думаю. И потому к Настасье не лезу, хотя видит Бог, до чего мне хочется поехать в эту ее Францию и оттаскать поганку за косы! Вздумала тоже мне… сперва жить без брака с одним, современная она, потом жениться с другим, но без венчания. Он у нее веры иной!

Она выплеснула масло и свой гнев.

Выдохнула.

И тряхнула головой.

— Ты поняла, да?

— Поняла.

Капля коньяка, который Марья придирчиво понюхала, но все же одобрила.

— Так вот, с его точки зрения прадед договор исполнил.

— Если договаривались только об этом, — Василиса отобрала миску с лоснящеюся черной жижей, которая гляделась чересчур густой, и остро пахло какао. — Только… зачем им?

— В смысле?

— Ладно, нашему прадеду, чтоб ему… у него, как ты сама сказала, были причины взять в жены нашу прабабку. Семейные дела… и если их невозможно было поправить иным способом.

Марья, похоже, так не считала.

Ткнув пальцем в тесто, она сунула его в рот.

— Мог бы и тут кого-то поискать…

— Кого?

— Не жнаю… кого-нибудь… мало ли…

— Невест с хорошим приданым? — Василиса протянула миску со взбитыми белками. — Лей потихоньку, а я мешать стану. Смотри… с одной стороны, конечно, можно и поискать, но с другой… если искать невесту с титулом, то не так и много, чтобы и титул, и деньги, и еще желание выйти замуж за опального князя…

Марья накренила чашу.

Мешать приходилось осторожно, чтобы не осадить белки, которые текли широкой лоснящеюся рекой.

— Если брать без титула, то, конечно, желающих получить этакий титул для денег куда больше, но…

— Но?

— Дали бы эти деньги нашему прадеду? Или он оказался бы на содержании у жены? Или скорее жениной родни?

— А и вправду…

Тесто становилось легче, белки, мешаясь с темною массой, поднимали ее, насыщая воздухом.

— Вот так… а та… женщина, с одной стороны она принесла богатство, с другой — ничего-то не требовала. Ее не пришлось выводить в свет. Искать преференций для сородичей. Устраивать их к кому-нибудь в услужение… или просто общаться с той ее родней.

Василиса попробовала тесто.

— Она вовсе ничего не требовала. Не могла, думаю. Но вот… все равно не понимаю, зачем это им надо было?

— Кому?

— Степнякам. Она… поверь, не слишком была рада этому сватовству. Мы для них другие. И прадеда она вовсе не считала красивым. Наоборот… — Василиса живо вспомнила чужое отвращение к излишне белой какой-то коже, похожей на недопеченный хлеб, к волосам желтым, что сухая трава.

К выпученным рыбьим глазам.

— Возможно, честь была породниться… — предположила Марья, протянув одну из трех форм. — Что делать надо?

— Смазать изнутри маслом. И так, снизу вверх, чтобы тесто легче поднималось. Да. А честь… — Василиса попыталась вспомнить сон. — Нет, не честь. Они считали себя детьми богов, любимыми, а люди, которые пришли из-за края мира, это просто чужаки. Им не понятны были ни наши титулы, ни положение, ни сама жизнь. Но тогда почему они отдали этому чужаку такую завидную невесту, как наша прабабка? И еще лошадей?

— Приданое?

— Это у нас приданое. А у них жених платит выкуп… и вопрос, чем заплатил наш дед? И заплатил ли?

Марья не ответила.

А торт… торт получился отменным. Коржи поднялись и вышли мягкими ноздреватыми, насыщенного темного цвета.

Выезжали до рассвета.

И Вещерский сам сел за руль. В клетчатом костюме, с кепи и очками, он гляделся до того несерьезно, что Демьяну подумалось, что несерьезность эта, возможно, и на руку будет. Некромант же обрядился в черное и в мрачном этом цвете сделался донельзя похожим на молодого, тощего грача. И нахохлился вновь же, устроившись позади. Сиденье для него оказалось чересчур низким, и тощие колени торчали, и некромант клонился к ним, и казалось, что того и гляди проткнет коленкою собственную грудь.

— Ты запрос подал? — спросил он, когда отъехали от дома.

— Подал.

— И…

— Ты не ошибся. Это и вправду Берядинский. Младший. И… как его только упустили, а?