Леди, которых не было

Но со временем мои тревоги и сомнения поутихли. Словно несчастный пьяница или любитель морфия, я испытывала невыносимое желание снова погрузиться в забытье. Отрешенное и апатичное существование моей второй натуры всё чаще стало представляться мне спасительной гаванью, где можно было скрыться от презрения домовладельца, от постоянного изнуряющего подсчета денег и изнурительных самоограничений, от недоверия моих ученых коллег, от постоянных интриг и дрязг внутри, казалось бы, возвышенного сообщества, от уничижительных комментариев старожилов Академии, мечтательно поминающих былые времена, когда закон запрещал юным девушкам даже переступать порог лектория. И, вторя словам любого опустившегося пьяницы, я неоднократно спорила с собой, убеждая, что могу позволить себе один последний раз. Так в минуту особенного уныния я снова составила смесь. Мои волнения и амбиции исчезли, и я малодушно наслаждалась своим простым и понятным существованием. В тот тихий день я даже не выходила из своей комнаты, и если кто и мог заметить пропавшую Гвенет Джекил, то лишь как неясный силуэт в темном окне. Но этот внешне непримечательный день стал для меня роковым.

Конец моего рассказа уже близок. Короткая уступка, что я себе позволила, окончательно нарушила хрупкий баланс, позволявший мне остаться собой. Я больше не позволяла себе подобных слабостей, но расплата всё же не заставила себя ждать. Одним светлым и ясным январским днем, через пару недель после моего слабовольного поступка, я прогуливалась по Реджент-парку, надеясь без помощи

смеси достичь того опустошенного апатичного состояния, что так жаждала моя измотанная душа. В тот самый момент, когда я полностью погрузилась в грех уныния, мне стало дурно. Моё тело сотрясал страшный озноб, который перетек в ужасный припадок тошноты. Затем сознание покинуло меня. Когда я очнулась, то почувствовала, что моё сознание изменилось: меня больше не заботили открытия, не тревожила недооцененность моих работ, не обижала предвзятость. Мне было хорошо и спокойно, но вместе с тем пусто и бессмысленно. Я взглянула вниз: манжеты платья стали велики чересчур тонким, бледным запястьям. Я превратилась в Гвенет Джекил, хотя всеми силами старалась избежать этого.

Мой ум был затуманен внезапным перевоплощением, и я, не помня себя, бросилась в свою квартиру. Вернуть меня в прежнее тело смогла только двойная доза смеси, но, к ужасу моему, уже через шесть часов я снова почувствовала близость превращения. С того момента я могла располагать собственной личностью лишь после приема смеси или же в те минуты, когда прилагала усилия, чтобы оставаться собой. Через три дня мне понадобилось снова выйти на улицу, где меня настигло очередное превращение. Ослабленную, с помутненным преображением сознанием, меня нашли и привели в дом Джекилов к превеликой радости моих родителей. Возвращение домой не затронуло никаких струн в моей душе, погруженной во мрак осознанием всей сложности моего положения. На все вопросы о моем отсутствии я отговаривалась потерей памяти. Но, памятуя о моей странной болезни несколько лет назад, общество удовлетворилось таким ответом, и вскоре я была предоставлена сама себе. Но одиночество не принесло мне покоя. Прежний режим перевоплощений оказался более недостижим, а потому я начала сражение за свою истинную натуру. В любой час меня могла охватить дрожь, ознаменовывавшая превращение, в особенности в часы отдыха. Я почти перестала спать в страхе из-за этого вечного проклятья, но по этой причине моё настоящее тело сделалось изможденным и истощенным болезнью, слабым не только телесно, но и душевно. И чем слабее становилась я, тем сильнее «она». Без сомнения, теперь чувства Гвенет Джекил по отношению к Эмилии Хайд изменились: она винила ту во всех своих бедах, в потере связей с обществом и в противных шепотках за спиной, что стали окружать ее после возвращения, но, более того, она ненавидела её как соперницу, как ту, что попыталась полностью отобрать жизнь и тело, которые Гвенет уже давно считала своими по праву. Нельзя сказать, что чувства Эмилии отличались теплотой: её снедала такая же ненависть, окрашенная невыносимым страхом. Гвенет Джекил начала мешать исследованиям и переписке Эмилии Хайд, а потому мне приходилось тратить бесценное время, что я оставалась в сознании, ещё и на то, чтобы сберечь от нее свои дела. Тем не менее, среди стараний удержаться в сознании и успеть закончить драгоценные для меня изыскания я нашла время для того, чтобы написать завещание, а затем и чтобы написать это письмо. Вас может удивить, почему я завещаю все выгоды от своих работ той, кого так ненавижу, но всё же она и есть я, и мой поступок более чем рационален.