Леди не движется

– Первый раз, чо? Сиди, я ща утешу ее.

Я вытянула шею, следя за развитием событий. Оркушка пробиралась в конец салона, грациозно огибая кладь. Вслед за ней в проход высовывались головы.

– Слышь, – сказала оркушка мамаше, – уйми детеныша. И сама в натуре уймись. Задолбала уже воплями своими.

Ой-ой-ой, зачем же она так… орков никто не любит, и пусть весь салон уже тошнит от жалоб и детского плача, все встанут на защиту человеческой самки. Потому что своя.

Я отстегнула ремень.

– Дорогая?.. – удивилась старушка.

– Пойду разрулю конфликт. А то оркушка резкая, а той только повод нужен.

Там уже разгорался скандал. Оркушка говорила с тихой угрозой, на низах, а мамаша визгливо отругивалась, называя ее пьянью и потаскухой. Оркушка в долгу не оставалась. Я подобралась вплотную и схватила оркушку за локоть. Та развернулась так быстро, что нормальный человек на моем месте отпрыгнул бы, будь куда. Мне, во-первых, было некуда, а во-вторых, я знала, насколько стремительными могут быть орки.

– Остынь, – сказала я оркушке. – Иди к своим друзьям.

Черные глаза оркушки прищурились:

– А тебе больше всех надо?

– А тебе, если ты пошла порядок наводить? – Я помолчала. – Она же провокатор. Она нарочно всех раздражает, чтобы кто-нибудь сделал ей замечание. Ей поскандалить хочется. А ты поддалась. Если я не вмешаюсь, она получит свое, а тебя после посадки заберут в полицию. Оно тебе надо? Иди. Лучше объясни остальным, почему этому ребенку нельзя давать воду. Ты ведь знаешь, не первый раз летишь?

– Натурально, – фыркнула оркушка, – еще бы я не знала. Она в прошлый раз сказала, что это мы пива налакались и заблевали салон.

Мамаша сочла, что слишком долго молчала. Набрала воздуха побольше – попутно встряхнув младенца, – выдала монолог уже по моему адресу. Я молчала. Молчала и смотрела на ее детей. Одеты как с помойки, стрижет их явно мама, ни у кого нет сопряженного браслета на чипе, вообще никакого. Взгляд недетский. Затравленный.

– Хочешь, чтобы мы сочувствовали страданиям твоим и твоих детей? – спросила я намеренно негромко. – С какой стати, если страдать их заставляешь ты?

– Да ты…

– На что ты тратишь пособия?

На миг мамаша заткнулась, вытаращив глаза. Старший ребенок отвернулся, слишком быстро отвернулся.

– Да какие пособия, меня с четырьмя детьми их отец бросил, пьянь подзаборная, алиментов не платит, а раз я замужняя, какие мне пособия, те че, больше всех надо, че ты лезешь, а-а, хочешь показаться такой справедливенькой, за счет моих детей…

– Что – все четверо пьянь подзаборная? – перебила я. – У тебя дети все от разных отцов.

За спиной в салоне раздался сложносочиненный звук: половина народу охнула, половина начала давиться от хохота.

– Да как ты смеешь…

– Так и смею. Ты лучше подумай, что детям скажешь. Ты на каждого пособие получаешь. И льготы у тебя такие, что ты вполне можешь позволить себе эконом на федеральном лайнере. Потому и живешь в халупе – от социальщиков прячешься. Им-то ты не можешь соврать, что бедная-несчастная, они-то знают, сколько тебе государство за твоих детей платит. За то, чтоб они учились в интернате на Кангу, а не мотались с тобой на Эверест. За то, чтоб ходили в своей одежде, а не в найденной на свалке. За то, чтоб твои старшие не работали бесплатными няньками при младших, когда ты ходишь по клубам в поисках очередного «жениха». Вот за это ты получаешь пособия. Но ты ж считаешь, что незачем выгоду упускать, верно? Поэтому ты на детей ни гроша не тратишь лишнего. Все копишь. Дети вырастут, ты из дома их выпнешь – и заживешь наконец по-человечески. На их денежки. А нечего, да? Пусть скажут спасибо, что ты их родила.

Я пошла на свое место. Мамаша разрыдалась, взывая к чувствам окружающих – мол, обидели-ни-за-что-оскорбили, какая-то фифа прямо при детях, и никто не заступится за бедную женщину, которая одна четверых детей поднимает… Ну ладно, нарвалась. Я вернулась и сказала старшему:

– В следующий раз, как она уйдет, берешь младших и топаешь до ближайшего полицейского участка. Там говоришь: мама ушла, боимся одни дома сидеть. Социальщиков тебе вызовут, им все и расскажешь.

– Она дверь запирает, – буркнул парень, не глядя на меня. – Говорит, чтобы к нам педофилы не пришли. И вообще мне это надоело.

В моем присутствии семейство больше не нуждалось. Мамаша переключилась на отпрыска, угрожая в приют отдать, отправить к отцу батрачить… О как. Отец у него, оказывается, уже не пьянь подзаборная, раз батраков держит.

На меня, как водится, никто не смотрел. Обычная реакция людей, испытывающих неловкость. Только старушка не подвела. Не успела я пристегнуться, как она мстительно уточнила:

– Если б там только пособия были. Она и отцов их шантажирует. Ну а чего, лишний грошик в хозяйстве не повредит.

Второй поворот мы прошли быстрее. Старушка опять сыграла в баульный волейбол.

– Чего б им не привязать его покрепче? – недоумевала я.

– А не получится. Некуда его там привязывать, все уже занято.

– Здесь такой дорогой багажный отсек?