Леди не по зубам

Лаптева побледнела, перестала орать и начала оседать на землю с нежным присвистом: «Ма-а-арик!». Её волосы, в кои то веки, выпущенные на волю из тугого пучка, живописно разметались в дорожной пыли.

Борисов выскочил из убежища, вскинул пистолет и прицелился в Бизю.

– Глеб! – крикнула я, но мой крик слился с выстрелом, который за мгновение до того, как Борисов нажал на курок, сделал Герман Львович – мерзавец, подонок, предатель и тёмная личность…

Борисов схватился за живот, и сквозь его толстые пальцы просочилась чёрная кровь. Он падал медленно, хватаясь то за капот «Жигулей», то опять за живот, то пытаясь поднять пистолет, который вывалился из его ослабших пальцев, то опять хватаясь за машину и оставляя на ней кровавые, тёмные пятна. Судя по всему, он был не жилец, но жизнь никак не хотела уходить из его огромного, неповоротливого, простреленного тела. Наконец, Борисов упал лицом вниз, захрипел, вытянул вперёд руки и сжал кулаки, словно пытаясь ухватиться за видимую ему одному ниточку…

Я подняла голову.

По дороге, навстречу нам, на огромном туристическом мотоцикле летел Елизар Мальцев. Его седые волосы развевались, глаза сияли синим огнём. Кажется, поэт словил весь адреналин мира, сконцентрировав его в своём отважном, бесбашенном теле. Мальцев приближался торжественно и быстро, сопровождая своё триумфальное появление непереносимым мотоциклетным рёвом.

Бизя бросился к Лаптевой и, схватив её обмякшее тело под мышки, уволок в автобус. Я успела обидеться на него за то, что он даже не поинтересовался, живая ли я валяюсь под колёсами «скул баса».

Из-за автобуса крадучись и пригибаясь к земле, выглянул Адабас. Убедившись, что бандиты не подают признаков жизни, шаман подбежал к ним, подобрал с земли автоматы, ринулся к телу Борисова, ловко подхватил с земли пистолет и помчался в автобус.

Поравнявшись со «скул басом», Мальцев резко затормозил и деловито оглядел поле боя.

– Ну, вы тут повеселились! – бодро воскликнул он, дал газу и на заднем колесе ловко завёл мотоцикл в салон.

Поняв, что никто не собирается заниматься моей персоной, я сама вылезла из-под колёс и нырнула в нутро автобуса, ставшее тесным из-за количества народа, наваленного оружия и втиснутого между полок мотоцикла. Дэн уже сидел за рулём, готовый в любой момент сорваться с места.

– Элка, – пробормотал Бизя, – я тебя потерял… Я забыл, что ты в розовом, и не увидел тебя…

– Обе… Обб… – подавился каким-то словом Ганс, тыча пальцем в «Жигуль», – в баг…

– Обезьяна в багажнике! – дошло до меня.

Мальцев сорвался с места, добежал до машины и, вырвав крышку багажника практически с мясом, вернулся с серым кулёчком, который оказался связанной скотчем обезьяной. Янка выглядела скорее мёртвой, но слабое дыхание и подрагивающие веки выдавали в ней остатки обезьяньей жизни.

– Все в сборе? – спросил Никитин.

– Гони! – махнул рукой Бизя. – Гони, что есть сил!!

– О господи, – вздохнул Мальцев, разматывая скотч с прилипшими на нём клочьями шерсти, – изверги, изверги! Зачем вы так просто их пристрелили?! Оставили бы мне, я бы медленно пытал этих гадостей, прижигая пятки зажигалкой и загоняя иголки под ногти…

– Сазон! – заорал Бизя. – Дед!!!

Дед лежал на кровати и не подавал признаков жизни.

В его льняном пиджаке, прямо напротив сердца, темнела маленькая страшная дырочка с рваными краями. Из дырочки сочилась тёмная жидкость с потрясающе знакомым, одуряющим запахом…

– Сазон! – Я бросилась на колени и припала ухом к его груди. Внутри у деда что-то булькало и урчало, но ничего похожего на удары сердца в этих звуках не было и в помине. – Он умер, – прошептала я. – Они попали ему прямо в сердце!!

– Притворяется, старый, – отмахнулся Мальцев, бережно массируя мартышке онемевшие лапы, приподнимая веки и заглядывая ей в обморочные глаза. – Придуривается, бля!

– Дед! – Глеб потряс Сазона за плечи. – Дед!!! – Он вытер со лба испарину. – Господи, кажется, он не дышит…

Викторина, лежавшая на соседней полке без чувств, вдруг рванула к выходу и начала биться о дверь, словно дурная бабочка.

– Выпустите меня! – заорала она. – Вы убийцы! Отпустите меня!

Герман, сидевший на откидном стуле, вскочил, сграбастал Викторину в охапку и, сильно хромая на правую ногу, уволок в грузовой отсек, оставляя за собой на полу кровавые пятна.

– Кажется, Обморок ранен, – безучастно сказала я и заплакала, роняя слёзы на простреленную грудь Сазона Сазонова.

– Зацепило, бля, математика, – кивнул Елизар и начал делать мартышке искусственное дыхание, припадая ртом к её полуоткрытой пасти.

– Нужно срочно в больницу, – растерянно сказал Бизя. – Может, деду ещё можно помочь?

– Какая больница? – заорала я. – Какая больница в этих чёртовых горах?! А если даже она и есть, то кроме клизмы и градусника там ничего нет!! Тут же край света!

– Дед! – Глеб схватил Сазона за плечи и приподнял. – Не умирай! Мы же любим тебя! Мы жить без тебя не сможем!! И потом… ты же неубиваемый… – Кажется, Бизя заплакал, потому что к моим слезам на простреленной груди Сазона прибавилась ещё какая-то жидкость.